И чудо невзначай в дубраве подглядишь.
Вот час: вечерняя прозолотилась тишь.
Лиловые стволы повиты сном и страхом.
А на прогалине, дымясь летучим прахом
Сияет хрисолит огнистых двух полос:
То след от солнечных промчавшихся колес.
Вот ветвь червонная — не та ли, что Энея
Вела чрез темный дол? — волшебно пламенея,
Хвостатым светочем висит во мгле чащоб.
А там и Лучница возносит ясный лоб
Над бахромой ветвей, и стали кущи белы,
Где первые легли серебряные стрелы.
Но ласки лунные таит ревниво бор.
Мне памятен олень, добыча ловчих свор:
Что видел не скажу, пугливый соглядатай;
Собак я днем боюсь, как Актэон рогатый.
Пришельцы древние из солнечной земли,
Любезны кошки мне, и — помнится — влекли
В повозке Вакховой меня младенцем тигры,
Я с пардами делил в раю невинном игры.
Подалее ж уйдем, о Муза, от охот
И чар лесных под кров, где ужин, свет и кот.