385 Статья датирована В.И.: «Рим, сентябрь 1925 года». Она посвящена Всеволоду Мейерхольду: «На память о двадцатилетней приязни автора».
Мейерхольд был одним из первых друзей, приехавших из России к В.И. на via delle Quattro fontane, 172, где он с осени 1924 г., жил с дочерью и сыном в скромных меблированных комнатах. Во время ежедневных встреч и долгих гуляний по Риму с Мейерхольдом и его молодой женой, Зинаидой Райх, наверно и обсуждалась мысль о статье, посвященной «Ревизору», знаменательную постановку которого Мейерхольд тогда подготовлял.
По возвращении в Россию З. Райх 30 августа 1925 г. писала В.И. из Ленинграда: «...Всего девять дней мы в России (лететь не удалось — были туманы, и вообще, начиная с Берлина — самая гнусная осень) — а кажется, что мы здесь месяц — много работы и много людских встреч. (...) Издательство организовывается, мы много работаем по сбору статей для альманаха. Сейчас пишу Вам для того, чтобы поторопить Вас со статьей о «Ревизоре». Необходимо, чтобы Вы ее выслали не позже 25-28 сентября: Москва, Новинский бульвар, д. 32, кв. 45, Вс. Эм. Мейерхольду. Я очень прошу Вас не подвести меня, дорогой Вячеслав Иванович, выслать ее в срок. С своей стороны я Вам вышлю за нее 100 рубл. Статью очень прошу сделать не менее чем на 10 страниц, чтобы большой гонорар был оправдан, не правда ли? Альманах будет носить серьезный характер, так что можете ее делать не очень-то популярной.
Не забудьте о том, что обещали написать «Трагедию трагедий» — это также чрезвычайно важно. Если «письмо о Ревизоре» не удастся сделать таким большим — на 10 стр. — не огорчайтесь сделайте ее меньше, главное пришлите обязательно.
Ну, а как поживает Микель-Анджело? Переводите ли Вы его? Напишите мне о нем обязательно» (Римский архив В.И.).
Премьера «Ревизора» состоялась 9 декабря 1926 г.
Спектакль вызвал бурные реакции. О нем были написаны несметные хвалебные и ругательные статьи и даже книги. В том же году увидела свет и статья В.И. — в выходящем под эгидой Мейерхольда журнале «Театральный Октябрь», сб. I. Редакция поместила перед текстом следующее заявление:
«Редакция, не соглашаясь с автором по целому ряду вопросов (особенно с абстрактно-мистической трактовкой понятия хора и возникновения трагедии), тем не менее дает место его статье ввиду крайне интересных замечаний ее конкретной части и ее ценности в дискуссионном отношении».
В 1932 году статья появилась под заглавием «Gogol und Aristophanes» в журнале «Corona» (Heft 5, München-Zürich, 1932-1933). Немецкий перевод Бенно Лессена был проверен автором, который — как всегда — много изменил и переделал и сильно сократил конец статьи, которая состоит только из пяти главок. Убраны и заключительные «намеки на сценические возможности» постановки «Ревизора», которые составляют последнюю главу оригинала. Немецкий перевод вошел в книгу W. Iwanov. Das alte Wahre. Bibliothek Suhrkamp. B. XXIV, 1955. Французский перевод, сделанный Д. Ивановым в 1946 г. и следующий сокращенному немецкому тексту, В.И. был поправлен и кое-где изменен. Он появился много позже, в «Mélanges Pierre Pascal» — «Revue des Etudes Slaves», t. 54, Paris, 1982. На эту публикацию отозвался Пьер Паскаль: «... le texte de ... V.l. m'a frappá par son importance. Je ne voudrais pas employer de grands mots, mais je vois dans cette étude un talent si supérieur et rare que se présente l'épithète de génial» (Письмо Паскаля Л. и Д. Ивановым от 10 апреля 1982 г., Римский архив В.И.).
Мы печатаем первоначальный журнальный текст, исправляя опечатки по рукописям римского архива. Беловой автограф неизвестен. В Римском архиве хранятся полный черновой текст (В), другой, неполный черновой текст (А), а также отдельные фрагменты и наброски рисунков. Ряд вариантов, которые содержат черновые тексты А и В, В.И. ввел в авторизованный им немецкий перевод (обозначаемый сиглом С).
Приводим наиболее существенные варианты:
387 в А далее до конца абзаца: по содержанию «политической», поскольку она проецировала в область фантастического «Полис», — по форме и характеру сказочно-чудовищной, огнедышащей и хищной, как Химера, — возникла иная, соответствующая муниципальному кругозору комедия, бытовая и обывательская, бескрылая и ручная, как Сама повседневность. Та старинная аттическая комедия принадлежала сфере «большого искусства» потому что игра ее была формою народного самосознания и как бы сновидением народа о себе самом, — причудливым сном, в волнах которого его идеальный лик, едва мелькнув, преломлялся и дробился в карнавальном танце живописно-уродливых и вместе забавно схожих отражений. Комедия типов и интриги, ее сменившая, была искусством интимным: она обращалась к отдельным частным лицам с рассказом о частных делах и, чтобы развлечь или даже увлечь зрителей отнюдь не требовала от них дионисийского самозабвения, более того, она сознательно боролась с духом музыки во имя трезвого рассудка. Недалекие грезы, какие наводила она на слегка забывшуюся под ее неназойливыми чарами толпу, продолжали действительность: каждому вспоминались его соседи и знакомые и их семейные истории, и веселые грешки собственной невозвратно-мелькнувшей молодости; каждый готов был смеяться над людскими слабостями, извинительными и даже милыми при соблюдении благоразумной меры, но предосудительными и нелепыми, когда они вырастают в страсть, — и сочувственно вздохнуть о передрягах и превратностях, загромождающих путь к общевожделенному и только романтиками презрительно именуемому «мещанским» житейскому благополучию. — В неисповедимых путях литературной «эволюции» суждено было именно этой поздней комедии, благодаря живучести классических форм и ее всем пригодному и в самой монотонии своей неисчерпаемому (ибо «человеческому, слишком человеческому») содержанию господствовать в бесчисленных превращениях на театральных подмостках с той давней поры по сей день.
388 А и Б: «Душевный Город»: перелицовка «Ревизора» на средневековый пошиб.
388 А: осуждение всего существующего в Империи порядка...
389 в А далее: у «сочинителя-фокусника, или и в самом деле колдуна? — припасен «ключ»: он отмыкает «загадочную шкатулку», и из шкатулки выскакивают — черти. Оказывается...
389 в А далее: Вот какая Химера пряталась за маревом комедийного Города. За эту будто-бы лицемерную попытку...
389 А: ошеломленного вызванным его же чарами потрясающим зрелищем.
389 в А далее до конца фразы: и, так как предпосылкою его морали было мистико-реалистическое представление о борьбе адских и горних сил за обладание душою человека (Гоголь был, как известно, одержим ужасом ада), его демоническое видение разительно по своей пламенной истовости и силе.
390 в А и С далее: согласно средневековому канону, совмещение смыслов: прагматического, морального, аллегорического и анагогического...
390 в А далее: мгновенно вспыхивающий и погасающий, рассеянный...
390 в А далее: душевно разрозненных и уединившихся друг от друга людей в одном созвучном порыве.
391 в А и С далее фраза: О примирительной силе смеха говорит, впрочем, сам Гоголь.
391 в А и С далее: Что означают эти последние слова? То же, что Гомерово ὑπείροχον ἔμμεναι ἄλλων? Нет, Гоголь хочет, чтобы всенародный смех был христианским преодолением всего того, что искажает подлинную (в христианском смысле) красоту человека. Совместим ли Смех с христианским отношением ко злу в мире и в собственной душе? И может эстетическая по существу эмоция Смеха быть непосредственным выражением морального пафоса? Не смеемся ли мы над Чертом лишь как над мифическим образом, и лишь в той мере, в какой этот образ не разоблачает, а напротив, скрывает от нас его подлинную природу и усыпляет настороженность нашего морального сознания иллюзией его ничтожества? <далее только в С> Гоголь знал все это слишком хорошо, и тирады об очистительном смехе его самого не до конца убеждали, и во всяком случае не могли разрешить фатальный для него конфликт между художником и христианином в его душе.
391 в А и В далее: как и его религиозность. С другой стороны, ветхие меха традиционной комедии не могут вместить нового вина, предчувствуемого Гоголем: он морализует поневоле, потому что в формы его не умещается иное содержание всенародной идеи.
392в С далее: παραωαίνειν πρὸς τὸν δῆμον.
393 В: Хоровая волна.
394 в С далее: без предвзятого умысла Гоголь вернул хору его былое значение; он не искал новшеств, как Шиллер в «Мессинской невесте». Хор присутствовал в его первоначальном замысле показать на сцене не отдельные личности, а Город как собирательное лицо...
398 В: мимического <?>