События
Къ идеологіи еврейскаго вопроса
Къ идеологіи еврейскаго вопроса.
I.
Одною изъ коварнѣйшихъ и вреднѣйшихъ доктринъ нашего времени представляется мнѣ модная идеологія духовнаго антисемитизма, приписывающая арійству (величинѣ, — этнографически, не лингвистически — загадочной) многія превосходныя и блистательныя качества, въ семитическихъ же вліяніяхъ на арійство и примѣсяхъ къ арійской стихіи усматривающая исключительно отрицательныя энергіи, служившія искони препятствіемъ свободному раскрытію творческихъ силъ арійскаго генія.
Эта идеологія хотѣла бы отнять у эллинства Афродиту, которая пришла къ эллинамъ отъ семитовъ, а у христіанства подрубить его серединный и глубочайшій корень — вѣру въ «трансцендентнаго», или — по-просту — живого Бога. Тѣло христіанства она какъ бы разсѣкаетъ на двѣ половины, отметая одну и спасая другую — ту, формы которой передъ трибуналомъ ученыхъ хитрецовъ, прикинувшихся романтиками арійства, оправдываются аналогіями эллинской религіозной мысли.
Это богоборческое и втайнѣ христоборческое ученіе, одинъ изъ троянскихъ деревянныхъ коней германскаго издѣлія, явно предназначено было «индо-германизировать» міръ, когда внезапно наступили сумерки боговъ берлинской Валгаллы. Но все же оно успѣло прельстить немало умовъ, помраченныхъ предразсудками: вмѣстѣ съ теоретиками «имманентизма», ему обрадовались беззаботные о дѣлахъ религіи антисемиты по политическому разсчету и психологическому предрасположенію, не помнящіе родства христіане и, вслѣдъ за антицерковниками разныхъ толковъ, даже атеисты изъ евреевъ, родства стыдящіеся и похожіе въ мірѣ Божьемъ на соль, потерявшую свою силу.
II.
Мы до такой степени запутали, исказили и перезабыли все святое и правое преданіе, такъ отвыкли мы вникать разумомъ въ затверженныя наизусть ясныя слова стародавней правды, что парадоксомъ можетъ показаться утвержденіе: чѣмъ живѣе и глубже въ христіанинѣ церковное сознаніе, тѣмъ живѣе и глубже чувствуетъ онъ себя, какъ сынъ Церкви, — не скажу только: филосемитомъ, — но, поистинѣ, семитомъ въ духѣ. Трогательная любовь Владимира Соловьева къ еврейству — простое и естественное проявленіе его любви ко Христу и внутренняго опыта погруженности въ Церковь. Тѣло Церкви для мистика — истинное, хотя и невидимое, тѣло Христово, и черезъ Христа — тѣло отъ сѣмени Авраамова. Это послѣднее тѣло, подобно завѣсѣ Іерусалимскаго храма въ часъ смерти крестной, разодралось надвое; и та часть его, которая есть еврейство, болѣзненно ищетъ цѣлаго, томится и ревнуетъ, и горько гнѣвается на другую часть, тоскующую въ свою очередь по возсоединенію и цѣлокупности мистическаго Израиля.
Кто въ Церкви, любитъ Марію; кто любитъ Марію, любитъ, какъ мать, Израиля, имя котораго, съ именами ветхозавѣтныхъ патріарховъ и пророковъ, торжественно звучитъ въ богослужебныхъ славословіяхъ. Психологія правомощныхъ представителей земной организаціи церковнаго общества въ разныя времена могла быть отравлена ненавистью къ еврейству, не исконному, а наличному, въ которомъ они подозрѣвали скопище враговъ Христовыхъ, — но именно за то, что оно представлялось имъ уже лишеннымъ истиннаго еврейскаго духа, уже какъ бы и не сѣменемъ Авраамовымъ. Но что значатъ эти блужданія званыхъ и не избранныхъ передъ единымъ свидѣтельствомъ апостола Павла?
III.
Итакъ, мнѣ занявшему въ этихъ строкахъ точку зрѣнія религіозной мысли, хотѣлось бы напомнить, что быть христіаниномъ, значитъ быть уже не язычникомъ, не просто арійцемъ по крови, но черезъ крещеніе (оно же включаетъ въ свое сакраментальное содержаніе и обрѣзаніе) чадомъ Авраамовымъ и, слѣдовательно, въ таинственномъ смыслѣ братомъ потомковъ Авраамовыхъ по крови, которые наслѣдія; по апостолу, не лишены, если же насъ проклинаютъ, должны быть, по слову Христа, нами благословляемы. Но мнѣ лично не кажется, чтобы Христа еврейство нынѣ дѣйствительно ненавидѣло, — развѣ ненавидитъ Его, наперекоръ своей тайной и предчувственной любви къ Нему, тою особенной ненавистью, происходящею изъ любовной обиды и ревности, которую эллины опредѣляли какъ отрицательный ликъ Эроса, — какъ «Антэросъ».
Мнѣ думается, что евреи — провиденціальные испытатели наши и какъ бы всемірно-историческіе экзаминаторы христіанскихъ народовъ по любви ко Христу и по вѣрности нашей Ему. И когда дѣло Его въ насъ просіяетъ, исполнятся ихъ требованія и ожиданія, и они убѣдятся, что другого Мессіи имъ ждать не нужно. Въ насъ же, если бы мы были со Христомъ, не было бы и страха передъ испытателями; ибо любовь побѣждаетъ страхъ.
Въ заключеніе, — какъ бы ни сложны были счеты русской души съ еврействомъ, до сихъ поръ, за рѣдкими исключеніями, все же не хотящимъ ее полюбить, и не столько ее самое, сколько то, что для нея дороже ея самой, — ея завѣтныя святыни, — не хотящимъ полюбить ее, какъ ни странно сказать это, несмотря на частое и беззавѣтное сліяніе съ нею въ ея страданіяхъ, — пусть помнятъ всѣ, въ комъ звучатъ отдѣльные противорѣчивые голоса этого душевнаго спора, окончательный и безповоротный приговоръ прослывшаго «антисемитомъ» Достоевскаго по русско-еврейской тяжбѣ («Дневникъ Писателя», мартъ 1877 г., III, 4):
„Я именно говорю и пишу, что все, что требуетъ гуманность и справедливость, все, что требуетъ человѣчество и христіанскій законъ, все это должно быть сдѣлано для евреевъ. Я написалъ эти слова выше, но теперь я еще прибавлю къ нимъ, что, несмотря на всѣ соображенія, уже мною выставленныя, я окончательно стою, однако же, за совершенное расширеніе правъ евреевъ въ формальномъ законодательствѣ и, если можно только, и за полнѣйшее равенство правъ съ кореннымъ населеніемъ (хотя, можетъ быть, въ иныхъ случаяхъ они имѣютъ уже и теперь больше правъ или, лучше сказать, возможности ими пользоваться, чѣмъ само коренное населеніе)“.
