Предъ Діонисомъ я бѣжалъ,
Какъ тѣнь коня предъ колесницей.
Я ланью загнанной дрожалъ:
Онъ крался медленной тигрицей.

Я сѣрымъ камнемъ каменѣлъ;
Но въ плющъ мой камень облачался.
Я соннымъ омутомъ чернѣлъ:
Богъ звѣздочкой въ струяхъ качался.

Я въ лѣтній зной, пастухъ, уснулъ
И выронилъ свирѣль подъ древомъ:
Онъ тирсомъ спящаго хлестнулъ
И львинымъ долъ окликнулъ ревомъ.

И вотъ — на крутизнѣ стою,
Пустынный дубъ, широкошумный;
Полу-сожженъ, дремлю, пою,
Цѣлуюсь съ молніей безумной.

Подъ вѣковой моей корой
Что шевельнулось, загудѣло?
Пчелиный Діонисовъ рой,
Жужжа, въ мое вселился тѣло.

Милѣй мнѣ было бъ на скалѣ
Лежать растерзанной козулей,
Чѣмъ въ древнемъ пріютить дуплѣ
Крылатыхъ жалъ горючій улей.

Возьми жъ мой домъ! Клади въ мой стволъ
Свои пьянительные соты!
Меня изъ плѣна горькихъ пчелъ
Пусти въ лазурныя высоты!

Тебѣ покинулъ, Діонисъ,
Я дуба остовъ омертвѣлый
И на вѣнцѣ его повисъ
Золотокудрою омелой.

Вскрутился вихрь, сорвалъ, умчалъ
Мой золотой и тонкій волосъ,
И въ лирѣ солнечной звучалъ
Межъ струнъ воздушныхъ новый голосъ.

Я пѣлъ, а облакъ смоляной
Меня стремилъ надъ высью горной;
Летитъ, распластанъ подо мной,
Конь огнедышащій и черный.

Тебя узналъ я, Аріонъ,
Личиной бога вновь обманутъ!
Но мой — сей мигъ! За небосклонъ
Летунъ и всадникъ вмѣстѣ канутъ!..

Чернѣетъ море, какъ ониксъ;
За Киммеріей — Островъ Бѣлый...
О Радаманѳъ! Не мрачный Стиксъ
Сужденъ вѣнчанному омелой!

На Островѣ Блаженныхъ тѣнь
Блаженная судью упроситъ.
Прочь отъ земли въ желанный день
Загреевъ конь меня уноситъ, —

Въ желанный день, въ счастливый часъ,
Для непорочныхъ Діонисій, —
Къ скаламъ, гдѣ лебединый гласъ —
Мнѣ звонкій вождь въ родной Элисій!