Благословенія въ женахъ,
Доколѣ Мать не воспоила
Лежащаго Эммануила
Въ богопріимныхъ пеленахъ,—

Едва знаменовался въ снахъ,
Сходившихъ на долину ила,
Гдѣ сѣмена боговъ струила
Рѣка на медленныхъ волнахъ,

Съ Младенцемъ ликъ Богини темной.
А Многогрудой, Неистомной
Эфесскій возвѣщалъ кумиръ:

«Всѣмъ чадамъ жизни млекомъ хлыну!»—
И свѣта тайнъ не видѣлъ міръ
Въ женѣ, сосцы простершей сыну.

Земля мужей звала, нага,
И сѣменемъ Семелы тлѣла.
Вся въ нѣгѣ млечной нива млѣла:
Небесный быкъ склонялъ рога.

Гдѣ топнетъ ярыхъ дѣвъ нога,
Струя обилія бѣлѣла;
Грудь Аѳаманта тяжелѣла:
Богатство смыло берега.

О, преизбытокъ — и томленье
Зачатій тщетныхъ!.. Но моленье
Услышано: ты понесла

Даръ вожделѣнный, плодъ нетлѣнный —
И надъ Младенцемъ замерла
Улыбкою богоявленной.

Всѣмъ посвященія вѣнцы
Намъ были розданы; и свитокъ
Прочитанъ всѣмъ, — и всѣмъ напитокъ
Летейскій поднесли жрецы.

Въ дверь Лабиринта всѣ пловцы
Вошли съ клубкомъ завѣтныхъ нитокъ.
Всѣмъ упоительный избытокъ
Струили нѣжные сосцы!

Еще въ отчизнѣ темнолонной
Душой блуждаетъ полусонной,
Съ улыбкой материнскихъ губъ,

Ладьи владѣлецъ колыбельной...
Но млеко — хмель; и гостю любъ
Земли Забвенья зовъ свирѣльный.

Глухой пѣвцомъ владѣетъ хмель;
Неволитъ душу вдохновенье.
Тиранъ, отъемлющій забвенье,
Сошелъ мутить ея купель.

И съ неприступнаго досель
Покровъ срываетъ дерзновенье;
И потрясаетъ откровенье
Его вмѣстившую скудель...

Внемли живого сердца ропотъ:
Какъ повторю я страшный шопотъ,
Что Тайна вѣчная — нѣжна?

Скажу ль гееннѣ душъ мятежной,
Какъ розой боль цвѣтетъ одна?..
Но голосъ: «Пой о Тайнѣ нѣжной!»

Строй лиры плѣнной приневоль,
О Матерь, къ пѣснѣ неизбѣжной!
Не Ты ль учила Тайнѣ нѣжной
Того, кто «Господи, доколь?» —

Стеналъ, взирая на юдоль
Земной судьбины безнадежной, —
Чтобъ онъ позналъ, по тайнѣ смежной,
Что значатъ въ Богѣ Смерть и Боль?..

Какъ двойственна душа магнита,
Такъ Плоти Страсть съ Могилой слита,
Съ Рожденьемъ — Скорбь. Ее святя,

Постигнешь, чѣмъ страданье будетъ.
Иль муки всей, родивъ дитя,
Отъ счастья мать не позабудетъ?

Ты, Мать, забыла ль острія
Семи мечей, когда загробный
Родился Свѣтъ изъ тьмы утробной
Тридневнаго небытія?..

Не Тайна ль нѣжная твоя,
Земля, взростила волѣ злобной
Распятья крестъ? Горою Лобной
Свернулась не твоя ль змѣя?..

Такъ и Голгоѳа, братья, — роды
Многострадальные Природы,
Дабы созрѣлъ на Древѣ Плодъ!

И Плоть на Древѣ — роженица.
И млеко — крови смѣсь и водъ.
И повивальникъ — плащаница.

Добро предъ Богомъ — свѣтъ и тѣнь,
И ночь и день. Но зло въ стихіяхъ
И въ огненныхъ іерархіяхъ —
Себѣ довлѣющая лѣнь.

Отвергшій Голубя ступень
Въ ползучихъ наречется Зміяхъ.
Душа, сіявшая въ Маріяхъ,
Ты внидешь Марѳой въ Божью сѣнь!

Что медлитъ бытія совлечься,
Чтобъ новой плотію облечься,
Тѣмъ овладѣетъ Сатана.

Но нѣтъ въ мірахъ души недужнѣй,
Чѣмъ въ коей Вѣчная Жена
Мнитъ Жизнь родить собой, безмужней.