Я помню сонъ,
Всѣхъ вороновъ души чернѣй,
Всѣхъ вѣстниковъ вѣрнѣй:
Посолъ чистилища, онъ въ пей —
Какъ похоронный звонъ.

Зачѣмъ дано
Мнѣ жаломъ ласковымъ губить,
Коль рокъ любви — убить?..
Но всею волей полюбить —
Какъ ключъ пойти на дно!

Все спитъ. Крадусь
Къ покинутой, въ убогій домъ.
Балконъ скрипитъ. Тайкомъ,
Какъ тать, ступаю. Огонькомъ
Мерцаетъ щель. Стучусь.

Узнала стукъ...
Таитъ дыханіе, дрожа...
Такъ отсвѣты ножа
И тѣнь убійцы сторожа,
Мы притаимся вдругъ.

Я дверь, какъ воръ,
Пріотворилъ. Ко мнѣ, блѣдна,
Метнулася она,
Смертельнымъ ужасомъ пьяна,
Вперивъ въ убійцу взоръ...

Есть, Фаустъ, казнь:
Въ очахъ возлюбленной прочесть
Не гнѣвъ, не судъ, не месть,—
Но чуждый блескъ — безумья вѣсть —
И дикую боязнь.

«Сгинь!» слышу крикъ:
«Еще ль тебѣ мой сладокъ плачъ,
Полунощный палачъ?
Ты, знаю, дьяволъ, — какъ ни прячь
Рога въ его двойникъ!..»

А я крещу
Ее рукой, моля: «Прости!
Меня перекрести!
Я самъ пришелъ. Ты жъ не грусти,
Какъ по тебѣ грущу...»

Въ мой взоръ глядитъ
Чужого неба бирюза...
Застылая слеза
Пустые стеклянитъ глаза...
Глядитъ. Молчитъ. Глядитъ...