III. Психея

Мнѣ снилися: утесами задвинутъ,
Темничный долъ;
И ночь небесъ; и — вёснами покинутъ —
Безлистный стволъ;

И узница подъ нимъ, слѣпой темницей
Окружена;
И сонмъ людей, идущихъ вереницей
Чрезъ двери сна.

Была ль мнѣ мать, жена ль она, сестра ли,
Была ли дочь, —
Ахъ! было мнѣ не вспомнить — и печали
Не превозмочь!

И скорбнаго влекла къ ней безглагольно
Любви тоска:
Такъ сладостно была мнѣ и такъ больно
Она близка.

Я вопросить горѣлъ — о чемъ?.. Нѣмѣла
Предъ Рокомъ рѣчь...

Мой взоръ назвалъ, чего и мысль не смѣла.
И мысль наречь...

«Да» бѣдныхъ устъ молилъ я упреждая:
«Со мной иди!..»
— «Когда ты тотъ, кого ищу блуждая, —
О, изведи!..»

И каждаго я звалъ изъ шедшихъ мимо:
«Не ты ли, братъ,
Ту изведешь, что́ здѣсь въ цѣпяхъ томима,
Изъ горькихъ вратъ?»

И съ лестью «братъ» я говорилъ притворной:
Зане былъ я,
Кто мимо шелъ — и чей былъ взоръ укорный
Мой судія.

И всѣ прошли... Одна изъ тверди зрящей
Звѣзда моя
Глядѣла въ долъ: и лучъ животворящій —
Былъ судія.

И я къ женѣ: «Твой другъ, твой отчужденный,
Забытый — я!..»
Мнѣ чуждый взоръ, мнѣ взоръ непробужденный
Былъ судія...

И снилось мнѣ: вдругъ свѣтъ взыгралъ вeликій —
И я рыдалъ...
Кто были три, что́ отвратили лики, —
Я угадалъ.

Тебя назвалъ мой ужасъ, Немезида!
Надежда, ты
Стояла съ нимъ, чьего, какъ солнце, вида,
Чьей красоты

Мой темный духъ, его лучей молящій,
Снести не могъ:
То Эросъ былъ, — алтарь любви палящей,
И жрецъ, и богъ.

Пожаръ смолы воздвигнутой десницей
Онъ колыхалъ;
И мотылекъ — всѣ отвратили лица —
Вблизи порхалъ...

Ужъ онъ въ перстахъ божественныхъ... Привольно
Ему горѣть!..
Такъ сладко зрѣть мнѣ было казнь, — такъ больно!..
«Метнись — и встрѣть!

«Испей! истай!..» И что́ влекло — пахнуло...
Какъ два крыла,
Душа въ груди забилась... и вдохнула...
И — умерла!..