Мнѣ снился сонъ: летѣлъ я въ міръ подлунный,
Нежившій духъ,
И хоръ планетъ гармоньей семиструнной
Ласкалъ мой слухъ;

И хоръ планетъ красой семивѣнчанной
Мой взоръ ласкалъ:
Я міръ любилъ, и — къ жизни духъ избра́нный —
Я жить алкалъ.

И спутника, у дольняго порога,
Я сталъ молить:
«Въ мой вѣкъ земной, о, дай мнѣ жизней много,
Извѣдавъ, слить!

«Дай мнѣ любить все, что́ восторговъ плѣнныхъ
Достойно тамъ;
Дай мнѣ вмѣстить кумировъ много тлѣнныхъ
Въ мой тлѣнный храмъ!»

И вождь въ отвѣтъ: «Вдвойнѣ живущій страждетъ
Вдвойнѣ. Прости! —
Ты восхотѣлъ: живетъ, что́ жизни жаждетъ:
Дерзай, вмѣсти!»

И встрѣчный хоръ «прости» сказавшихъ тлѣну,
Стеная, пѣлъ:
«О, алчный духъ! ты не любовь, — измѣну
Избралъ въ удѣлъ.

«Тѣсна любви единой грань земная:
Кто любитъ вновь,
Живучую тотъ душитъ, проклиная,
Въ груди любовь.

«Онъ осужденъ развѣять прахъ священный,
Ковчегъ разбить,
Но милый прахъ, въ забвенья незабвенный, —
Казнясь, любить!..»

И новый хоръ, мимоидя изъ плѣна,
Стеная, пѣлъ:
«О, алчный духъ! твоя любовь — измѣна,
Но гладъ — удѣлъ!..»

И, съ ужасомъ внимая укоризнѣ,
Моихъ небесъ
Возжаждалъ я на прагѣ темной жизни, —
И сонъ исчезъ...