События
Гл. VIII. — Буколы
VIII.
Буколы.
1.
Важнейшее таинство аѳинской государственной религии — бракосочетание супруги архонта-царя с Дионисом на празднике Анѳестерий — совершается отчасти в Ленэе, обители жениха, отчасти в жилище невесты, на царском дворе в так называемом Буколионе, о котором Аристотель, в „Государстве Аѳинском“, говорит: „Царь занимал Буколион, как он зовется ныне, что близ Пританея. И вот тому доказательство: еще и ныне правится там брачная ночь жены царя с Дионисом“ 1). Но имя Буколион (Bukoleion) предполагает „буколов“ (bukoloi): „бычарня“ принадлежала „волопасам“.
Ясно, что Буколион, с его священным брачным чертогом, будучи одною из главных и древнейших святынь города,— не просто государственный скотный двор, как прозаически думал поэтический Курциус 2), или ферма хотя бы и предназначенная для развода жертвенных животных,— и что „волопасы“ не просто пастухи и скотники принадлежащих богам стад. Не нужно, впрочем, забывать собственного смысла терминологии, почерпнутой, всего вероятнее, из круга зооморфической обрядовой символики, чтобы, тем не менее, соединять с именем „волопасов“, представление о коллегиальном союзе каких-то священнослужителей (hieropoioi), о некоторой сакральной организации, уже в очень давнее время занявшей видное место в религиозно-государственном строе Аѳин — и, следовательно, необходимо связанной с родовым укладом.
В самом деле, мы встречаем в аѳинской старине следы рода,
1) Aristot. Ath. Pol. II, 26: ho men basileus eiche to nyn kalumenon bukoleion plêsion tu prytanein, sêmeion de: eti kai nyn gar tês tu basileos gynaikos hê symmeixis entautha ginetai tôi Dionysôi kai ho gamos.
2) Stadtgeschichte, S. 51. 302. Срв. Wachsmuth, у Pauly-Wissowa RE. I, 998.
одноименного с предполагаемыми „волопасами“: в XV песни Илиады упоминается некий Ios archos Athênaiôn — сын Буколида Сфела 3). Осторожный Тепффер не решается (вопреки мнению Виламовица) занести в список исторических родов Аттики этот род, о котором дальнейших свидетельств нет, и ограничивается предположением генеалогической связи с родом Буколидов на Иѳаке. Как бы то ни было, древность „волопасов“ уже этим упоминанием кажется предварительно подтвержденною. Но что разумелось под буколами в более доступныя изследованию эпохи?
2.
Религиозныя общины буколов, из эпох эллинистической и римской достаточно известны, особенно по надписям 1), и можно считать удостоверенным их независимое бытие от общин чисто-орфических, между тем как прежде понятие и имя „буколов“ казались лишь элементами орфической символики 2). Божества буколических ѳиасов суть, прежде всего, Дионис 3), потом — Артемида 4) и, как явствует из орфических гимнов, Геката 5) и Куреты 6). Распространены были эти ѳиасы, судя по численности надписей, как раз в тех местностях,— именно, в Понте и в Ионии,— где, по словам Лукиана, особенно любимы были и целыми днями занимали зрителей „вакхические балеты“ (bakchikê orchêsis) — миѳологическия пантомимы с ролями Титанов, Корибантов, Сатиров и — Буколов. Итак, буколы-ѳиасоты приняли мистическое имя „пастырей“ дионисийского миѳа.
В надписях упоминаются среди мистов-буколов — „архибуколы“, „гимноучители“, „силены“, далее — „ликнофоры“, „кистофоры“, „архимисты“ и настоятельницы мэнад — „архибассары“ 7). Достоинство „архибукола“ было, повидимому, родом пожизненного жречества, тогда как, напротив, „архимисты“ были временными архонтами, или председателями, мистерий 8).
3) II. XI, 338; hyios de Sphêloio kiklesketo Bukolidao. Töpffer, att. Genealogie, S. 263.
1) Kern y Pauly-Wissowa, RE. 1, 1014. Dieterich, de hymnis orphicis, с. I.
2) Напр., h orph. XXXI (Kurêtôn) Bukolôi euantêtoi aei kecharêoti themôi.
3) Dionysos Kathêgemôn — Inschr. v. Pergamon, II, 485. Cpв. Aristoph. Vesp. 10: bukoleis Sabazion.
4) Reitzenstein, Epigramm und Skolion, Kap. IV.
5) Срв. С. I. L. VI, 510.
6) Корибанты — по указаниям Лукиана dê salt. 79 и Эврипида в „Критянах“.
7) Inschr. v. Рerg. II, 485 — archibukolos, hymnodidaskaloi. seilênoi, chorêgos участвуют в tu Kathêgemonos Dionysu theia mystêria. Срв. гл. III. §2, стр. 46. С. I. G. II, 2053 — liknaphoros, kistaphoros, archimyrtês, аrсhibassara, Bukolos.
8) Так, в перинѳской надписи упоминается Spillios Euêthis archibukolos Hêrakleidu Alexandru archimystuntos. Cpв. archibucolus dei Liberi — C. I. L. VI, 300.
Что буколическия общины по своему происхождению гораздо древнее той поры, к которой относятся прямыя о них известия, можно утверждать с достоверностью, хотя бы по характерным сообщениям о Кратине, одна из комедий которого носила, соответственно маскам хора, название „Буколы“ и начиналась с диѳирамба, почему Аристофан, осмеивая „вакхизм“ (bakcheia) своего собрата по искусству, придает ему в шутку эпитет Диониса-Диѳирамба — „таврофаг“, или „пожиратель быка“ 9). В трагедии „Критяне“ Эврипид выводит хор мистов, корифей которых называет себя „мистом идейского Зевса“ и „волопасом блуждающего по ночам Загрея, причастившимся омофагии и вознесшим светочи горной Матери, одним из посвященных вакхов“ 10).
Как мисты Загрея, буколы восходят, очевидно, к орфической организации VI века и представляют собою разновидность Орфеева братства; из чего, однако, не следует, что союзы пастырей не сохранили в своих мистериях обряда столь же древнего, как их имя. Напротив, внутренняя вероятность говорит в пользу предположения, что волопасы настолько же старее орфиков, насколько бог-Бык старее орфического Загрея, и что их задолго до орфической реформы оставившая свой след в Аѳинах община была одним из древнейших вместилищ образующейся Дионисовой религии.
3.
Природа этой религии такова, что, как только она перестает быть темным и обособленным культом оргиастических кланов и определяется как религия в собственном смысле, т.-е. как почитание божества, не ограниченного в своих проявлениях кругом своего племени, но живого и действенного повсюду,— она порождает соединения людей, связанных между собой общением обрядовых тайнодействий (orgia kai teletai, mystêria). Едва становится возможным принятие этой религии иноверцами, „обращение“ в Дионисову „веру“ (пример такового мы имеем в разсказе Геродота о царе скиѳской Ольвии), возникают оргии посвященных и, следовательно, ѳиасы: ибо уверовать в Диониса, значит принять его оргии. Большею частию ѳиасы примыкают к роду, носителю обрядового предания; но они
9) Crusius в Philologus XLVII, 34 и в Rhein. Museum XLVІІ, 267. Дионис Taurophagos у Софокла fr. 607 Nauck (из тр. „Тиро“).
10) По установленному Дильсом чтению: nyktipolu Zagreôs butês — bakchos eklêthên hosiôtheis. Упоминание о топоре и быке в предшествующем описании храма (chalybôi pelekei, taurodetôi kollêi) намеренно: поэту нужно, хотя и вне логической связи с обрядом, наименовать важнейшие символы культа; ассоциировать это упоминание с буколами предоставлено слушателю.
могут установить и quasi-родовую традицию, определиться как фиктивно-генеалогический союз оргеонов, „род“ (genos) в расширенном и условном значении этого слева (срв. выше, стр. 47).
К этому присоединяется то огромной важности обстоятельство, что оргии в исконной триетерической их форме — достояние одних женщин. Мужское служение должно быть отдельным от женского; мужчинам не звучит призыв „в горы!“ — и Кадм с Тиресием, увенчавшись плющом, не последуют за сонмом вакханок. „Вакхи“ принуждены к иным, хотя и аналогическим женскому оргиазму, священнодействиям, мистический характер коих требует общинной замкнутости. Мы знаем такую древнюю мужскую общину, признавшую своим родоначальником и главою Дионисова пророка — Орфея: непосредственно эпифании бога открыты одним женщинам. Но орфики были не единственным соединением этого рода: Геродот называет на-ряду и в связи с ними „вакхических“ мистов 1). Таковы были, повидимому, одновременно с первыми орфиками,— и „волопасы Загрея“,— „буколы“, „буты“ (bukoloi, butai).
На эти ранние союзы не должно переносить представления о секте и сектантском догматизме: они различествовали от родственных организаций лишь обрядовою практикой. Синкретизм миѳа и священной доктрины начинается там, где кончается родовой партикуляризм первобытного культа. Буколы могли примкнуть к орфическому союзу и все-же сохранить особенности, отличающия их от орфиков. Элевсин, установив общение с орфиками и восприяв их влияние, продолжал независимо развивать свою обособленную религиозную форму. Явление поздней ѳеокрасии, которое мы наблюдаем в римской надписи некоего поклонника Миѳры и Диониса вместе, иерофанта и архибукола, называющего себя, по иерархическим ступеням посвящения, коих он достиг в различных ложах,— „pater patrum dei Solis Invicti Mithrae hierophanta Hecatae Dei Liberi archibucolus taurobolio criobolioque in aeternum renatus“ (CIL. VI, 510),— коренится в древних основах античного религиозного сознания. — Повидимому, „буколы-вакхи“ есть общее наименование мужских дионисийских общин повсюду, где господствующим символом бога был бык, под каковым именем (tauros) он особливо почитался в Ѳеспиях 2) и в Элиде 3), как явствует из обрядовой песни элейских женщин:
Герой Дионис, примчись к нам,
Во храм, с Харитами,
1) Herod. II, 84: homologeüsi de tanta toisi orphikoisi kai bakchikoisi. Strab. X, 474: toiuto de kai to philotechnon malista peri tas dionysiakas technas kai orphikas.
2) IGS. I, 1787; Paus. IX, 27, 1.
3) Bergk PL, Carm. Popul. 5 (Plut. q. gr. 36): elthein, hêrô Dionyse, Aleion es naon.
Жертвенник!
Ярым быком накати к нам,
Бык достохвальный!
Бык достохвальный!
Но образ и аттрибуты бога-быка суть общия и постоянныя черты повсеместно принятой дионисийской символики 4). В отдельных местах это основное представление порождало своеобразные миѳы: в Аргосе Дионис-бог, рожденный коровою (bugenês), сын Іо 5). Песнь двуострой секиры — диѳирамб,— которою сопровождалось убиение быка в жертву богу секиры, он же вместе и бог-бык,— отожествляется с Дионисом-Диѳирамбом быкоубийцей-быком. Энтусиастическия жертвоприношения этого рода сохранились, из ранней поры диѳирамба, в отдельных поместных обрядах. Сюда относятся критския таврофагии и тенедосская жертва, о которой речь будет ниже; сюда же обряд в Кинэѳе, так описываемый Павсанием (VIII, 19, 2): „Зимнее в Дионисову память (т.-е. в пору пребывания бога в подземном царстве) справляется празднество: мужи, вымазанные жирно елеем, из стада быков одного, на коего бог наведет их мысль (следовательно, в состоянии оргиастически-вдохновенном, по первоначальному смыслу обряда), подхватив, несут ко храму для принесения в жертву“ 6).
Естественно предположить,— в виду признаков более глубокой древности чисто-буколического культа в сравнении с культом орфическим,— что, прежде чем буколы научились от орфиков называть своего бога Загреем, они были просто быкоубийцами и „таврофагами“: назначение их оргиастических общин состояло в принесении таинственной
hagnon syn Charitessin, es naon, tôi boeôi podi thyôn, axie Taure, axie Taure. Срв. гл. IV, § 2, прим. 8, стр. 60; гл. VII. § 1.
4) Относящиеся к рогам эпитеты „рогатого“ и „златорогого“ бога-быка суть: bukerôs (у Софокла), taurokerôs theos (у Эврипида), taurokerôs, taurometôpos, taurogenês, (у орфиков), taurokephalos (Luc. d. mort. 9), taurokranos, taurophyês, hypobrychios (у Нонна), chrysokerôs — aurco rornu decorus (у Горация). Срв. Preller-Robert, Myth. S. 714. Македонския Мималлоны, по Ликофрону,— laphystiai kerasphoroi gynaikes, „кровожадныя жены-рогоносицы“.
5) Peus. II, 19, 3. 6; Plut. dе Is. et Os. 35, quaest. conv. 4; Poll. IV, 86.
6) Immerwahr (arkad. Culte, S. 181) усматривает в этом обряде влияние Дельфов чрез посредство Аргоса. Но обряд носит характер первобытного сельского магизма, а не культового заимствования; местные туземные обряды этого типа всегда служили удобною почвой для развития дионисийского оргиазма. Дельфы несомненно, повсюду утверждали свою дуалистическую религию летнего Аполлона и зимнего, страждущего и погребенного, Диониса. Символ быка был усвоен Дионису и в дельфийских тайных служениях, судя по намеку Ликофрона (гл. II, 4, стр. 29 cл.).
энтусиастической жертвы, об’ектом коей был бог-бык, а мистическим суб’ектом бог-топор, причем оба бога сливались в одно божество, чье изображение мы видим в кносской голове быка с двойною секирой, вырастающей из черепа и опирающейся лезвиями на рога 7).
4.
Среди аѳинских исторических родов (помимо упомянутых в § 1 Буколидов) мы встречаем, по крайней мере, три рода, стоящих в ближайшем отношении к тотему быка. Эти роды суть: Бутады (Eteobutadai, т. е. подлинные, исконные Butadai), Бузиги (Buzygoi) и Ѳавлониды (Thaulonidai). Имена первых двух совпадают со священными прозвищами (epiklêseis) Диониса: „волопас“ (Bukolos — Butês, срв. § 2. прим. 10) и „сопрягатель“ быков“ (Buzygos) 1). Ликург — наследственное имя в роде Бутадов 2): характерный признак принадлежности рода к дионисийскому культовому кругу, подтвержденный и усиленный еще тем совпадением, что уже у Гомера Ликург — букол,— это показывает наименование его оружия, (buplêx) 3),— как букол, по самому имени, и Ликургов брат и двойник — Бут (Butês), родоначальник Бутадов.
О Ѳавлонидах известно, что они искони совершали аѳинский обряд „Буфоний“ (buphonia), т.-е. „быкоубийства“. А именно, из их рода выбирались „быкобойцы“ (butypoi), и сам „быкоубийца“ (buphonos) был всегда Ѳавлонид, тогда как другия священнодействия при жертвоприношении были предоставлены двум элевсинским родовым коллегиям (genê) — Кентриадов и Дэтров, принадлежащими к элевсинскому роду Кериков (Kêrуkеs).
7) Воспроизведена у Baumgarten, das gr. Alterthum, в сборнике: de Hellenische Cultur, dargestellt von Baumgarten, Рoland, Wagner, Lpz. 1908. S. 19. Abb. 15. Изображение бычьих голов с двойным топором над ними сопоставлены в статье Karo Archiv. f. Relig.-Wiss. 1904, S. 125. Шесть алтарей с двойным топором в Милете (посвященные прадионисийскому Зевсу Лабрандию) — Wiegand, Аbh. der Вert. Ak. 1908, Anh. S. 27. Срв. гл. I, § 1. стр. 3.
1) Срв. А. Dieterich, dе hymnis orphicis, р. 11 (kl. Schriften, S. 77): Butas plane idem significare atque bukolos satis apparet. Quid quod eodem nomine utitur Butas, Butadôn, generis Attici anctor, cui cum rebus bacchicis et mythis Thraciis aliquid fuisee non ignoramus? Sed de his rebus (sc. de Butadôn sacris bacchicis) item ac de Buzygôn sacris, quae a cultu Eleusinio haud prorsus аlіеnа fuisse magis coniectari quam scire possis, si certa efficere vellem, multum exspatiari deberem. Unum vero addere liceat, ei ipsi religioni neque alii cuidam butrophiâi certe destinatum fuisse Bukoleion illud prope arcem Athenarum situm... Hoc igitnr certum efficitur illarun opinionum, unde sumpsere bukolôn nomen ac notionem, quasi radices fuisse in Atticis sacris hand dubic vetustissimis“.
2)Töpffer, att. Gencal, S 114; Crusius, Rhein. Mus. ХLVII, 297.
Первые (Kentriadai) загоняли быка на медный помост „рожнами“ (kentra); вторые (Daitroi, синонимически — Mageiroi) разсекали быка на части, после того как „быкоубийца“ нанес ему удар священным топором, который предварительно оттачивали и ритуально передавали из рук в руки члены особой коллегии священнослужителей, при участии избранных девиц, на чьей обязанности лежало приносить нужную при оттачивании топора воду. „Рожны“ или бодила (kentra), под коими разумеются пастушеския копья, составляют священную утварь буколических мистерий 4). — Заметим мимоходом, что наше „противу рожна прати“, заимствованное из разсказа об обращении Савла в Деяниях апостолов, есть, в конечном счете, цитата из Пиндара или трагиков 5), которые, в свою очередь, заимствовали образ противящегося священнослужителям быка из обрядовой практики и фразеологии буколов; ибо если даже это уподобление было поговоркой уже в VI веке, тем не менее его отношение к сценам жертвоприношений и священного боя быков было тогда совершенно прозрачно. По распространенности подобных речений, почерпнутых из буколической литургики, можно судить о распространении и влиянии этого культа 6).
4) Как это видно, напр., из стиха: en оrеі to kryphion bukolos to kentrion, приводимого, по поводу миѳa о Загрее, Климентом Александрийским (protr. 16) и приписываемого Kpузиycoм Ринтону (Rh. Mus. XLVII. 265).
5) Act. Apost: IX, 5: sklêron soi pros kentra laktizein. — Pind. Pyth. II, 94: poti kentra de toi laktizemen ktl. —Eurip. Bacch. 785: pros kentra laktizoimi thnêtos ôn theôi? — Aesch. Ag. 1624: pros kentra mê laktize, mê paisas mogeis. Cf. Prom. 331.
6) В „Агамемноне“ Эсхила, вестник Талѳибий сравнивает ахейский флот, застигнутый бурею, со стадом, которое злой пастырь привел в бешенство и смятение, так что корабли стали один с другим бодаться и потом были разогнаны ветром во все стороны. Нам кажется, что поэту предносится сцена боя быков, подобного тем зрелищам, что давались на Крите и минойскую эпоху, в связи с культом быка и двойного топора. „Избавившись от морского аида, уже при свете белого дня“, продолжает вестник (669), „мы, предавшись горестным заботам (о судьбе пропавших бeз вести товарищей), пасли новую кручину“,— дословно же „мы стали буколами новых страстей“ (ebukolumen neon pathos) — метафора, доныне кажется, не понятая. Повидимому, поэт не хочет оставить мотив стада и пастыря и страстей стада и — как бы отзвучием к описанию бури — снова вызывает образ страстного действа буколов. Тою же метафорой, для выражения мысли: „не падай духом, мужествуй в труде страстнòм“, Эсхил пользуется в „Эвминидах“ (78), говоря: „не уставай быть пастырем (буколом) труда сего“. В изображении страстей безумной Іо Эсхил именует „Землею рожденным пастырем (буколом)“ ея тысячеглавого стража („Промеѳей“, 677; он-же и butês, там-же, 589), „крылатым буколом“ — неотвязного овода, наводящего неистовство („Умоляющия“, 557). Итак, у Эсхила „буколическое“ значит „экстатически-страстнóе“, и все перечисленныя уподобления вполне осмысливаются лишь при их соотнесении к древнейшему оргиастическому культу страстей жертвенного бога-быка.
Кроме названных наследственных священнослужителей, эпиграфически засвидетельствованны, в качестве участников аѳинских Буфоний, еще butai, т.-е. прямо буколы. Обряд Буфоний совпадает в столь характерных чертах, как преследование быкоубийцы и его бегство к морю, с тенедосским действом, о котором имеем следующее свидетельство: „Тенедосцы Человекорастерзателю-Дионису откармливают тельную корову; когда же она отелится, ухаживают за нею, как за роженицей; а новорожденный приплод приносят в жертву, обув в котурны; и в того, кто нанес ему удар топором, бросают камни всенародно, пока он не добежит до моря“ 7). Что священный топор Буфоний был двуострою секирой, каковая изображена на монетах Тенедоса, видно уже из того, что он носит имя „быкоубийца“ (buphonos), почему и подвергается суду, как таковой: имя же это — не только священное прозвание Диониса, но вместе и наименование диѳирамба и двойного топора.
5.
Аналогические празднества и обряды встречаются, далее, на о. Косе (где можно наследить древния человеческия жертвы) в честь Зевса Полиея и Маханея; и имя месяца Буфониона на Делосе и Теносе свидетельствует о том же культе на этих островах 1). Праздник Dios Bus справлялся и в Милете. В Магнесии на Мэандре Буфониям аналогичны обряды в честь Зевса-Сосиполия. В дни празднования Зевса Полиея на Косе приносятся и жертвы растительному Дионису Скилиту. Итак, то, что в Аѳинах является культом древнейших буколов есть общее явление островного круга прадионисийской религии Зевса-быка и двойного топора, развившейся в религию морского и растительного Диониса-Быка-Диѳирамба.
В самом деле, как об’ясняется тот факт, что столь отличительно выраженный культ буколический и дионисийский связан не с именем Диониса, а с именем Зевса? Ибо аѳинския Буфонии суть жертва Зевсу-Градовладыке (Polieus) на празднике Диполий, и тому же Зевсу приносятся подобныя же жертвы на Косе. Ответ на это, в связи всего нашего изследования о происхождении Дионисовой религии, может быть один: начались
7) Aelian. hist. an. XII, 34: Tenedioi tôi anthrôporrhaistêi Dionysêi trephusi kyusan bun’ tekusan de ara autên hoia dêpu lechô therapeuusi, to de artigenes brephos katathyusi hypodêsantes kothornus. ho de men pataxas auto tôi pelekei lithois balletai dêmosiâi kai este epi tên, thalattan pheugei. Prott, Buphonien, Rh. M. LII, 1897, S. 203: „auf Münzen von Tenedos’ sieht man neben der dionysischen Traube ein Doppelbeil von genau derselben Form, wie es auf dem Relief der Panagia Georgopiko der athenische Butypos trägt“.
1) Nilsson, Griesh. Feste. S. 17.
Буфонии в ту эпоху, когда божество Диониса в его отдельной от Зевса особенности еще не было установлено или повсеместно вéдомо и принято; как обряд, так и весь союз аттических буколов сохранил печать той ступени в развитии Дионисова культа, когда оргиастическое божество было мыслимо моноѳеистически, когда еще не знали сына Зевсова и чтили пра-Диониса под именем Зевса (срв. выше, гл. I. § 2, стр. 4).
Это об’яснение подтверждается характером обряда и этиологией обрядового предания. Полевой магизм и здесь, как в упомянутом обычае зимнего жертвоприношения Дионису в Кинэѳе, составляет доисторическую подоснову позднейшего культа: земледельчески заклинательную силу имеет чучело жертвенного быка, впряженное в плуг. Обряду приданы формы’ изобразительно запечатлевающия этиологический миѳ: согласно этому миѳу, сельская жертва вначале была безкровной 2), случайно убит был впервые бык-кормилец, и это преступление навлекло на страну кару богов: отсюда — суд над убийцей и его изгнание. Перед нами пример приспособления исконного сельского культа к занесенному с Крита культу бога двойного топора, тотем которого — бык — совпал с местным тотемом пастухов и пахарей. Что бык — бог в зверином образе, очевидно из представления о священнодействии, как о вынужденном святотатстве; это представление типически сопровождает жертвенныя богоубийства первобытных религий. Прибавим, что особенное значение придается вкушению от разсеченных частей быка: оно предписано оракулом, как причащение плоти бога 3). Но, рядом с тотемом бога, мы видим и фетиш его: ибо топор мыслится живым и ответственным за убийство, как мыслило средневековье мечи. И тотем, и фетиш мы находим на Крите; и,— чтò особенно важно,— отожествление того и другого, раздвоение божества на жертвенную и жреческую ипостась его единой сущности — эти представления не могут быть наследием простого сельского магизма, равно как и представление о воскресении быка через год для новой жертвы, определенно намеченное в миѳе,— но свидетельствуют о происхождении церемонии из высокоразвитой оргиастической религии. Что божественные бык и топор — одна живая сущность, idem numen, совершители жертвы, повидимому, знали; во всяком случае, обряд Буфоний причисляется к аѳинским „мистериям“.
2) Как думает и Stengel, у Pauly-Wissowa III, 1057.
3) Dieterich, Mithras-Liturgie, S. 16, правильно замечает, что запрет идоложертвенного в первых христианских общинах обусловлен представлением язычников о причащении богам посредством с’едения мяса жертвы, им принесенной и, следовательно, их присутствием исполненной (только представление это не первоначальное, а распространенное на другие культы из принципов дионисийской жертвы): u tholô de hymas koinonus tôn daimoniôn genesthai — Paul. 1 Cor. X, 20.
На религию пра-Диониса указывает и погружение топора в море, по приговору суда,— связь представлений быка, топора и моря. Впрочем, само предание помнит (по Ѳеофрасту), что убийца бежал на Крит. Бузиги, один из вышеназванных буколических родов Аттики, называли в числе своих предков-героев некоего Эпименида, которого, по убедительно высказанному Тепффером мнению, нет оснований различать от критского пророка. Аѳинянам было понятно, почему „волопасы Загрея“ у Эврипида — критяне.
К изложенной религиозно-исторической характеристике древнейших буколических родов Аттики нам остается прибавить еще следующее соображение. Недоумение изследователей возбудило Страбоново (VIII, 383) обозначение аттической филы Эгикореев (Aigikoreis) как „священнослужителей“ (hieropoioi). Нам кажется, что это недоумение разрешается допущением, что речь идет и здесь о буколических родах (так, Бутады принадлежали к филе Aigeis). В самом деле, та же фила означается в другом месте (у Плутарха), как „пастушеская“ 4). Что же удивительного, что пастушеская фила — фила священнослужителей, или жрецов? Мы видели, что древнейший пастушеский культ был представлен в исторических Аѳинах рядом жреческих родов и составил важную часть общегосударственной религии. На связь названной филы с дионисийским миѳом указывал Маас; если мы примем, что ея имя в самом деле происходит от волн (aiges,— „qui caerula verrunt“), своеобразное сочетание обряда Буфоний с морем, из-за которого впервые пришел быкоубийца — двойной топор, покажется нам еще более многозначительным.
6.
По Виламовицу 1), Буколион в Аѳинах — религиозный центр аттического культа Диониса-быка, заимствованного из Ѳив. Брачный чертог (thalamos) Семелы в Кадмейском кремле, описанный у Павсания (IX, 12. 4), был „буколион“; ибо Эврипид говорит о древесном стволе, упомянутом в этом описании, что Дионисов столп чудесно обвился плющом „в чертогах буколов“ 2). Отсюда Виламовиц заключает, что культ Диониса-быка был принесен в Аттику из Бэотии, как позднее и культ Диониса-Элевѳерея. Но мы видели, что аттические буколы восходят к прадионисийской эпохе. Буфонии не были бы жертвою Зевсу Полиею, если-бы бог бык был изначала бэотийским Дионисом. С другой стороны, ничто не препятствует
4) Plut. Sol. 23: hoi epi tais nomais kai probateiais.
1) Wilamowitz, Aristoteles und Athen, II, S. 42.
2) По отрывку из трагедии „Антиопа“ у Климента Strom р. 203 Р: endon de thalamois bukolôn (поправка Виламовица, несомненно удачная, вместо bukolon) ⏑‒⏑⏓∣ kissoi komônta stylon euiu theü.
предположить прадионисийское почитание быка в Бэотии, под влиянием Крита; и только при этом предположении возможно допустить бэотийское опосредствование критского влияния по отношению к Аттике. Культ Элевѳерея также обнаруживает общение Бэотии с Критом в эпоху образования Дионисовой религии.
Город Элевѳеры и его эпонимного героя Элевѳера мы равно встречаем на аттико-бэотийской границе и на острове Крите. Подобно Икарию, бэотийский Элевѳер, первоначально самостоятельный местный хтонический демон, становится потом гостеприимцем бога Диониса, наводящего на дочерей его безумие. Герой только впоследствии, он искони об’ект местного оргиастического культа, deus Liber в оргийном значении „разрешителя душ“. Ибо он дает своим поклонникам возможность, надев его звериную маску, подменить свою душу его демоническим присутствием; его сила высвобождает души живых и души умерших и позволяет им временно блуждать в чужих обличиях; он снимает для людей, им одержимых, все запреты, и его вселение очищает от всех недугов и немощей душевных и телесных. Тот же круг религиозных представлений лежит в основе ѳиванского культа Диониса-Лисия; этиологический миѳ знает его, как разрешителя от уз, освободителя от плена при помощи волшебных чар виноградного сока 3); но служения ему, именуемыя мистериями, имели каѳартический характер, ознаменованный самим именем бога 4). Критский Элевѳер делается одним из Куретов: героизируя местного демона, естественно было ввести его в круг общего миѳа под этою оргиастической маской; ему к лицу кружиться, ударяя мечом в щит, перед сводом пещеры, где коза Амалѳея вскармливает будущего эгидоносца. Этому образу буйного юноши-воина отвечает облик элевѳерейского бога в черной эгиде, т.-е козьей шкуре (Melanaigis), с убийственным копьем в руке, от вида которого девы впадают в безумие.
Культ Диониса-Элевѳерея сравнительно поздно принимается Аѳинами и вызывает необходимость второго весеннего празднования бога — Великих Дионисий 5). Это — самое позднее наслоение Дионисовой религии в Аттике. Культ буколов первоначально критский прадионисийский культ; Дионисовым делается он вследствие сочетания с другим аттическим культом, который узнал Диониса раньше буколов. Этот древнейший аттический культ Диониса начался в Эпакрии.
3) Paus. IX, 16, 6; Phot. s. v lysiai teletai.
4) Lobeck, Agl. р. 643: quemadmodum katadedesthai idem est quod pepharmakeusthai sic lyein et analyein est veneficio solvere.
5) Из Миконской надписи, предписывающей жертвоприношение козленка Бакхею (чтимому, кроме того, на Наксосе, в Эриѳрах и Илионе) в месяце
7.
Герой Эпакрии — Икарий; это — местный Дионис того периода, когда имя бога еще не найдено,— страстной демон, хтонический податель изобилия и, в частности, покровитель винограда. Почитается он оргиастическим культом, человеческими жертвами, изступлением женщин, фаллическими обрядами и изначала мыслится в некоей связи с Артемидой. Потом, подобно Элевѳеру, он обращается в героя, гостеприимца Дионисова. Ибо в царствование Пандиона в Аѳинах, говорит миѳ, Дионис пришел к Икарию. Это пришествие означает усвоение имени божества и приведение местного оргиастического культа в соподчиненное отношение с рядом других ему подобных. Имя Диониса было заимствовано: откуда? Пандиона, через дочь его Пандиониду, предание связывает с миѳом о Терее. Нам кажется важным в этом миѳе не ѳракийское происхождение Терея, но женский оргиазм и локализация последнего в Давлиде, у предгорий Парнасса. Имя Диониса и его религию в собственном смысле принесли женщины-ѳеориды (паломницы), аттическия „лэны“, вошедшия в сношения, для устройства общих радений, с „ѳиадами“ Киѳерона и Парнасса. Оне принесли весть не о Семелином сыне, но о младенце-боге, таинственно раждающемся из недр земли, лелеемом в колыбели-сите (еn lіknôі) пестуньями-мэнадами.
Женский оргиазм на Киѳероне и Парнассе существовал с незапамятных времен,— прежде, чем он был приурочен к божеству Диониса. И, конечно, аттическия жемщины принимали в нем участие прежде усвоения имени Диониса общиною Икария,— раньше царствования Пандиона. Есть историческая правда в легенде о более раннем, чем посещение Икария, приходе Диониса в гости к Семаху, жившему на границах той же Эпакрии, и о посвящении богом дочери Семаховой в мэнады через передачу ей оргиастической небриды: случилось это еще при Амфиктионе. Столь стародавния были могли припомнить о своих сонмах и радениях аттическия паломницы ко святым местам и горам Дионисовым; но собственною эрой Дионисовой религии в Аттике считалось царствование Пандиона, почему в оракуле о праздновании Анѳестерий (см. ниже гл. IX, § 1) упоминается
Бакхионе и угощение жрецов (Bakchiônos de[ka]têi en Deirad[i] Dionysôi Bakchei chimaros kallisteu[ôn], tên timên hieropoioi didontôn kai synestiasthôn, d[ai]nysthôn de autn), Протт (leg. sacr. p. 17), отожествляя названный месяц с аттическим Элафеболионом, заключал, что, как Анѳестерии установление древле-ионийское, тах и Великия Дионисии были приурочены к обще-ионийскому второму весеннему празднованию Диониса.
именно Пандион. Однако, женское служение, как отчетливо помнил миѳ началось еще раньше, и потому царствование Амфиктиона является как-бы конкуррирующею эрой аттического дионисийства.
Павсаний (I, 3, 6) описывает, как один из древнейших священных, памятников Аѳин, глиняное изображение гостин у Амфиктиона, на которых в числе божественных гостей царя-гостеприимца присутствует и Дионис,— научивший, по Филохору (Athen. II, 38 С), Амфиктиона растворять вино водой. Сказание об Эрихѳонии, гepoe-змие, и о росных нимфах, дочерях Аглавра, лелеявших на скале Акрополя божественного сына Земли и Огня (Гефэста), переданного им в корзине со змеями, которую оне не смеют открыть,— это сказание свидетельствует о раннем усвоении Кекроповым городом представлений, родственных оргиям ѳиад; и эта быль отнесена миѳологическим преданием ко временам Амфиктиона. К тем же временам восходит, наконец, и фаллический культ Диониса, чуждый, повидимому, буколам и связанный в предании с именами Икария и Семаха: Дионис-Орѳий (orthos) со своими нимфами получает от Амфиктиона алтарь в святилище Ор 1). Нимфы характерно отмечают культовой круг, где господствует женский оргиазм. Сельския Дионисии неразрывно сочетаются с древнейшими формами Дионисова почитания в Эпакрии.
Итак, вначале — аграрный оргиазм икарийских виноделов (сюда относится асколиазм) и, в тесном с ним сочетании,— оргиазм женский, наследие „пеласгической“ эпохи; потом — общение оргиастических женщин Аттики (lênаі) с менадами Парнасса и Киѳерона — и, в результате, рецепция Дионисовой религии в Эпакрии и по другим местам, между прочим в самом городе (asty),— в то время как буколы еще развивают старую, прадионисийскую и критскую форму той же религии. Наконец, происходит слияние буколических культов с чисто-дионисийскими.
8.
Союз буколических и вакхических общин отчетливо напечатлелся на обряде Анѳестерий, Бракосочетание царицы с Дионисом, как проницательно замечает Курциус, носит характер „соседской свадьбы“. Ленэон — святилище виноделов, Буколион — пастухов. Царь принадлежит волопасам, царица — Дионису. С тех пор об Икарии говорят, что убили его виноделы и пастухи вместе,— хотя очевидно, что пастухи вначале вовсе не знали Икария.
Буколы не могли сами по себе развить чисто дионисийской религии:
1) Ribbeck, Anfänge des D.-Cultus in Attika,— contra Welcker, Götterlehre, II, 609.
мы не находим у них следов исконного женского оргиазма. Попытка доказать существование женских буколических ѳиасов, будто бы слывших под наименованием „коровьих“ (boes, CIG. 3604,) была неудачна: она основывалась на неверном об’яснении простого упоминания о пожертвованных Аѳине стадах и пастухах в пергамской надписи, удовлетворительно истолкованной Френкелем в смысле, уничтожающем упомянутую конструкцию. Дионис-пастырь (bukolos) известен: он пасет диких быков (poimên agraulôn taurôn), по словам орфического гимна; по Ѳеокриту,— „в горных долинах сам Вакх загоняет, прекрасный, телицу“ 1). Но нигде не встречаем мы коррелата: бог — бык, его служительницы — коровы. Когда Дионис бык, его служители — пастыри быка; когда он сам пастырь, его поклонники — стадо. Невозможным по существу предположенное соотношение между богом и мэнадами нам не кажется: элейския женщины призывают „достохвального быка“, повидимому, как чаемого супруга. Мималлоны — рогоносицы, как и Іо — корова. На Крите это представление намечено в миѳах об оргийном Зевсе-быке. Но у эллинов оно не принялось: женский оргиазм издавна прорыл себе отдельное, широкое русло; его формы настолько сложились, что уже не поддавались чуждым воздействиям, и религия триетерий не знает в своем круге Пасифаи. Показательно, что в трагедии Эврипида, несмотря на культовую связь Семелина чертога в Ѳивах с буколами, несмотря на богоявление самого Диониса в образе быка, несмотря на растерзание тельцов, вакханки остаются чуждыми буколической символике и неизменно являются охотничьею сворой Артемиды, хтоническими собаками ночных дебрей. Зато все мужское служение Дионису — и диѳирамб в частности — всецело покоится на оргиастическом культе быка, древнейшей форме буколической религии.
Буколы знали Зевса, как бога-быка энтусиастических жертвоприношений. Мэнады знали Диониса, как змия и божественного младенца, раждающегося из темных недр земных. Полнота Дионисовой религии — следствие соприкосновения этих двух культов, мужского и женского. Когда буколы Ѳив,— подобно Кадму и Тиресию в Эврипидовой трагедии,— приняли религию мэнад, Дионис родился в Ѳивах от Семелы 2). Наличность трех религиозных фактов обусловила возникновение этого миѳа о рождестве Дионисовом: женский оргиазм, осознание Диониса как ипостаси сыновней и оргиастическое представление о боге-отце. Это п
