Солнцевъ Перстень

125

III.

126
127

СОЛНЦЕВЪ ПЕРСТЕНЬ.

128
129

СОЛНЦЕВЪ ПЕРСТЕНЬ.

Стань на край, гдѣ плещетъ море,
Оглянися на просторѣ:
Солнце ясное зашло,
Зори красныя зажгло;
Справа мѣсяцъ тонкорогій.
Топни по мели отлогой,
Влажной галькой вѣки тронь,
Гикни: „Гей ты, птица-конь,
Огнегривый, вѣтроногій!
Мчи меня прямой дорогой
Межъ двухъ крыльевъ, на хребтѣ,
Къ заповѣдной той чертѣ,
Гдѣ небесъ дуга съ землею
Золотой свита шлеею,
Гдѣ сошелся клиномъ свѣтъ —
Ничего за тыномъ нѣтъ.
Въ царской, баютъ, тамъ палатѣ,
Что ни вечеръ, солнце, въ златѣ,
Въ яхонтахъ и въ янтарѣ,
Умираетъ на кострѣ.
Въ ночь другое ль народится,
Аль, оживъ, помолодится,
Заиграетъ на юру,
Что сгорѣло ввечеру?
Я тебѣ сѣдокъ не робкій:
Все, что солнечною тропкой,
Отъ межи и до межи,
Поизрыскалъ, окажи!“

130

Чу, по взморію дрожанье,
Въ гулѣ волнъ плескучихъ ржанье,
И окрай сырыхъ песковъ —
Тонъ копытъ и звонъ подковъ.
Свѣтитъ мѣсяцъ тонкорогій;
Прянетъ конь сереброногій,
Лебединыя крыла,
Золочены удила, —
Пышутъ ноздри жарче горна.
За узду хватай проворно,
Прыгай на спину коню.
Конь промолвитъ: „Уроню
Я тебя, сѣдокъ, надъ бездной,
Коль не скажешь: тверди звѣздной
Что богаче?“ Молви: „Смерть,
Что надъ твердью держитъ твердь.“
Загадаетъ конь лукавѣй:
„Что горитъ зари кровавѣй?“
Молви: „Жаркая любовь,
Что по жиламъ гонитъ кровь.“
Втретье спроситъ о причинѣ,
Почему въ своемъ притинѣ
Солнце кажется темно,
Словно черное пятно.
Отвѣчай: „Затѣмъ, что солнце
Сквозь срединное оконце
Подъ землею свысока
Видитъ Солнце-двойника.
Солнце верхнее примѣтитъ,
Что во рву глубокомъ свѣтитъ,
Вдругъ ослѣпнетъ, и темно,
Словно черное пятно.“

 — „Три кольца — мои загадки,
Три стрѣлы — твои разгадки:
Вышли стрѣлы въ три кольца, —
Три добычи у ловца!“ —

131

Скажетъ конь: „куда жъ намъ мѣтить?
День догнать, иль утро встрѣтить?“
Ты въ отвѣтъ: „Лети, скакунъ,
На луга, гдѣ твой табунъ,
Гдѣ беретъ въ хомутъ ретивыхъ
Солнце коней огнегривыхъ,
Отпрягая на покой
Мокрыхъ пѣною морской!“

И за рдяными зарями
Надъ вечерними морями
Конь помчится, полетитъ,
Только воздухъ засвиститъ.
Въ морѣ волны такъ и ходятъ,
Въ небѣ звѣзды колобродятъ,
Рѣетъ темный Океанъ,
Рдѣетъ маревомъ туманъ.
Тамъ увидишь небылицы:
Вьются въ радугахъ Жаръ-птицы,
Въ облакахъ висятъ сады,
Чисто золото — плоды.
А на пастбищахъ янтарныхъ,
У потоковъ свѣтозарныхъ —
Коновязь и водопой.
Среброкрылою толпой
Кони пьютъ, а тѣ пасутся,
Тѣ далече вскачъ несутся:
Конь за ними, въ ясный долъ...
Вдругъ — до неба частоколъ,
Весь червонный, и литыя
Въ немъ ворота запертыя;
Да калитка возлѣ есть —
Колымагѣ въ пору влѣзть.
Конь проскочить той калиткой
И, какъ вкопанный, предъ ниткой
Остановится, дрожа:
Залегла тропу межа.

132

Скакуну тутъ путь заказанъ,
Паутинкой перевязанъ.
„Слѣзь“, онъ взмолится, „съ меня!“
Отпусти въ табунъ коня.

„Веретенушко, вертися!
Мѣдь-тонинушка, крутися!
Закрутись, да переймись...“
Глядь — откуда ни возьмись —
Мѣдяница. Нитка змѣйкой
Обернется, и ищейкой
Внизъ ползетъ, по ступенямъ,
Самоцвѣтнымъ тѣмъ камнямъ.
Что ступень — то новый камень,
Новый камень — новый пламень, —
Пышныхъ лѣстница гробовъ.
Триста шестьдесятъ столбовъ,
Всѣ изъ золота литые,
Какъ огни перевитые,
Обступаютъ круглый дворъ;
Тухнетъ на дворѣ костеръ,
И не черная пучина —
Посрединѣ ямовина.
Слитками вокругъ столбовъ
Блещетъ золото горбовъ,
Ощетиненныхъ, какъ пилы
Золотыя; на стропила
Перекинуты хвосты;
Тѣлъ извилистыхъ жгуты,
Чешуи и перепоны,
Словно жаръ, горятъ: драконы,
Внизъ главами, долу зѣвъ
(И во снѣ палитъ ихъ гнѣвъ)
По стволамъ висятъ узлами;
Не слюну точатъ, а пламя.
Сверху каждаго столпа
Турьи въ златѣ черепа,

133

Непомѣрны и рогаты,
Яркимъ каменьемъ богаты;
И на теменяхъ головъ
Триста шестьдесятъ орловъ,
Златоперыхъ и понурыхъ, —
Спятъ. Дремою взоровъ хмурыхъ
Не смежаетъ лишь одинъ,
Какъ ревнивый властелинъ
Царства соннаго, и, зорокъ,
Острымъ окомъ дымный морокъ
Озираетъ, стражъ двора,
Ямовины и костра.
Красный дворъ, какъ печь, пылаетъ,
И клубами облекаетъ
Ямовину и костеръ
Златооблачный шатеръ.

Предъ огнищемъ, на престолѣ,
О дѣвичьей тужитъ долѣ,
Тризну Солнцеву творя,
Государыня-Заря.
Скажешь: разумомъ рехнулась!
Синеалымъ обернулась
Покрываломъ, какъ вдова.
Молвитъ таковы слова:

„Свѣтъ мой суженый! На то ли
Родилась я, чтобъ неволи
Злу судьбину жить кляня?
Обманулъ ты, свѣтъ, меня!
Красну дѣвицу въ пустынномъ
Терему, за частымъ тыномъ,
Въ чародѣйномъ во плѣну,
Не замужнюю жену,
Не побѣдную вдовицу,
Горемычную царицу,
Не ослушную рабу —

134

Схоронилъ ты, какъ въ гробу.
Жду-пожду съ утра до ночи,
Всѣ повыглядѣла очи:
Сколько жду лихихъ годинъ,
Знаетъ то женихъ одинъ.
Какъ затопали подковы,
Да захлопали засовы,
Грудь стѣснило, слѣпнетъ взоръ:
Свѣтъ мой суженый на дворъ!
Чуть отпрягъ коней усталыхъ,
Вдрягъ по стойламъ застоялыхъ,
На кладницу четверню
Разогналъ, и головню
Въ срубъ горючій повергаетъ,
Дубъ трескучій возжигаетъ,
И невѣсту изъ огня
Кличетъ, горькую, меня.
Говоритъ: „„Опять сгораю,
И до срока умираю:
Съ новымъ жди меня вѣнцомъ,
Солнцевымъ встрѣчай кольцомъ.
Ты надѣнь на перстъ, завѣтный,
Этотъ перстень самоцвѣтный:
Встрѣтишь съ перстнемъ у воротъ —
Станетъ мой солнцеворотъ.
Сбережешь залогъ прощальный,
Солнцевъ перстень обручальный, —
Будешь ты моей женой
Вѣчно царствовать со мной.
Та, что перстень обронила,
Вновь меня похоронила,
Вновь на срубѣ мнѣ горѣть...
Помни: съ перстнемъ Солнце встрѣть!..““
Такъ сказалъ, и въ жерловину,
Въ ту глухую ямовину,
Потрясая головней,
Прянулъ съ бѣлой четверней.

135

Загудѣло по подваламъ;
Я покрылась покрываломъ,
Дѣва — вдовій чинъ творю,
Безъ огня въ огнѣ горю,
Ярымъ воскомъ тихо таю,
Да заплачки причитаю...
А взгляну вдругъ на кольцо,
Вспомню милое лицо, —
Свѣта Божьяго не взвижу,
Жениха возненавижу!
Въ персяхъ какъ змѣю унять?
Грусть-печаль мою понять?
Много ль я его видала?
Аль всечасно поджидала?
Счетъ забыла я годинъ!
Разъ ли было то одинъ?
Аль и встарь онъ ворочался,
Съ милой перстнемъ обручался,
Обручася — пропадалъ,
Молодую покидалъ? —
И умомъ я не раскину,
И не вспомню всю кручину.
Знаю: онъ со мной не жилъ,
Разставался — не тужилъ.
Чую, гдѣ ты, царь, почуешь;
Вижу, свѣтъ, гдѣ ты кочуешь:
Знать, другая у царя
Молодая есть Заря.
А коль за моремъ прилука,
Не постыда мнѣ разлука.
Не хочу я ничего,
Ни колечка твоего!“

Такъ сердечная тоскуетъ,
Неразумная ревнуетъ;
Сходитъ съ краснаго двора,
Отъ потусклаго костра.

136

Дворъ пониже у царицы,
У невѣстной есть вдовицы, —
Гдѣ лазоревый дворецъ
Смотритъ въ синій студенецъ.
Змѣйка — вслѣдъ. Змѣѣ послѣдуй,
Входы, выходы развѣдай,
Все доточно примѣчай;
За царицей невзначай
Стань, какъ жалобно застонетъ,
Съ бѣлой рученьки уронитъ
Солнцевъ перстень въ студенецъ.
Тутъ спускай стрѣлу, стрѣлецъ!

Изъ рѣки изъ Океана,
Что подъ маревомъ тумана
Кружнымъ обошла путемъ
Средиземный окаемъ,
Рыба — гостья не простая,
Одноглазка золотая,
Въ струйной зыби студенца,
Что ни вечеръ, ждетъ кольца.
Какъ царица перстень скинетъ,
Ротъ зубастый тать разинетъ,
Хвать — поймала перстенекъ.
Коловратный мчитъ потокъ
Рыбу къ заводи проточной.
На окраинѣ восточной
Въ тѣ поры сойдетъ въ моря
Государыня-Заря, —
Ужъ не сирая вдовица,
А румяная дѣвица, —
Тѣло нѣжное свѣжитъ,
Со звѣздою ворожитъ.
Къ Зорькѣ рыбка подплываетъ,
Ротъ зубастый разѣваетъ:
Вспыхнетъ полымемъ лицо
У дѣвицы, какъ кольцо

137

Заиграетъ, залучится!
Имъ въ купальнѣ обручится,
Сядетъ на желты пески,
Въ алы рядится шелки,
Мѣдны двери размыкаетъ,
Изъ подземья выпускаетъ
Бѣлыхъ коней на просторъ —
И, вперивъ на Солнце взоръ:
„Женихомъ тебя я чаю,
А кольца не примѣчаю,“ —
Молвитъ: „что жъ, мой свѣтлый свѣтъ,
На тебѣ колечка нѣтъ?
Вотъ оно: надѣнь завѣтный
Царскій перстень самоцвѣтный!
Выйдешь съ перстнемъ изъ воротъ —
Станетъ твой солнцеворотъ.
А дотолѣ ,по неволѣ,
Голубое долженъ поле
Плугомъ огненнымъ пахать,
До межи не отдыхать.
Уронилъ ты перстень въ воду —
Потерялъ свою свободу.
Солнце красное, катись!
Къ милой съ перстнемъ воротись!“
Солнце — въ путь; но заклятое
То колечко золотое
Зорькѣ поздней выдаетъ;
Зорька рыбкѣ отдаетъ;
Рыба влагою проточной
Мчитъ его къ зарѣ восточной;
А придверница Заря
Спроситъ перстень у царя,
Безъ того не помирится:
Такъ съ начала дней творится,
Рыбьимъ вѣдовствомъ заклятъ,
Солнца плѣннаго возвратъ.

138

Слушай, кто умѣетъ слушать!
Коль умыслилъ чары рушитъ,
Милой жизни не щади:
Каленою угоди

Рыбѣ въ глазъ! Орелъ безсонный
Изъ глазницы прободенной,
Молніей разрѣзавъ мглу,
Вырветъ съ яблокомъ стрѣлу.
Взмоетъ ввысь, но долу канетъ,
Смирный сядетъ, въ очи глянетъ;
Въ остромъ клювѣ у орла
Каплетъ кровію стрѣла.
Рыба тутъ по-человѣчьи
Объ обидѣ, объ увчьи
Востомится, возгруститъ
И всю правду возвѣститъ:

„Глазъ мой жаркій, глазъ единый!
Вынулъ клювъ тебя орлиный!
Вспыхнувъ, ясный свѣтъ истлѣлъ,
Красной кровью изомлѣлъ!
Кровь-руда! куда ты таешь?
Гдѣ ты окомъ возблистаешь?
Кто тебя, мой свѣтъ, сберетъ,
Мнѣ темницу отопретъ?..
Кто бъ ты ни былъ, мѣткій лучникъ,
Съ милымъ свѣтомъ мой разлучникъ,
Глазъ ты выткнулъ мой, одинъ:
Ты мнѣ нынѣ господинъ.
Что велишь, тебѣ содѣю,
Кознодѣю, чародѣю:
На роду судьбина зла
Мнѣ написана была.
Вѣщей рыбы помни слово:
Что прошло, зачнется ль снова?
Три лежатъ тебѣ пути:
Выбирай, какимъ итти.

139

Если Солнцевъ перстень выдамъ,
Два пути ко двумъ обидамъ;
Если перстня не отдамъ,
Къ Солнцу путь отыщешь самъ.

„Путь одинъ: коль перстень вынешь,
Въ глубь живою рыбу кинешь, —
Залетишь ты на орлѣ
Къ порубежной той землѣ,
Гдѣ ключи зари восточной
Передъ Солнцемъ въ часъ урочный
Размыкаютъ створы вратъ.
Будешь ей женихъ и братъ,
Ненавистный, неизбѣжный;
Но красавицей мятежной
Овладѣешь, и тебѣ
Покорится, какъ судьбѣ,
Самовластная царица.
И царева колесница,
И царева четверня
Съ мощью свѣта и огня —
Все пойдетъ тебѣ въ добычу:
Такъ владыку возвеличу.
Солнце въ темный склепъ замкнешь;
Солнцемъ новый бѣгъ зачнешь.

„Путь другой: какъ перстень вынешь,
Если мертвой рыбу кинешь, —
Возвратиться на орлѣ
Къ обитаемой землѣ.
Тѣнь и мракъ легли по доламъ;
Плачъ и стонъ стоятъ по селамъ:
Не минуетъ ночи срокъ,
Не прояснится востокъ.
Солнцевъ перстень ты покажеть,
Чары темныя развяжешь,
Міръ собою озаришь

140

И подъ ноги покоришь.
Прослывешь въ молвѣ народа
Солнцемъ, гостемъ съ небосвода
Будешь съ перстнемъ царевать,
Свѣтъ давать и отымать.
Поклоняясь, будутъ люди
Мощь твою молить о чудѣ;
Солнцу, сшедшему царить,
Ладанъ сладостный курить.

„Если мнѣ кольцо оставишь,
Царской славой не прославишь
Темной участи своей;
Но лишь третій изъ путей
Жало чаръ моихъ потушитъ,
Волхвованіе разрушитъ:
Лишь тогда явитъ свой ликъ
Солнца зримаго двойникъ, —
На кого съ притина Солнце
Сквозь срединное оконце
Глянувъ — слѣпнетъ, и темно,
Словно черное пятно.
Чтобы власть его возставить
И пути предъ нимъ исправить,
Ты, довѣрившись орлу,
Въ свѣтлый скитъ неси стрѣлу.
Есть двѣнадцать душъ въ пустынѣ:
О невидимой святынѣ
День и ночь подъемля трудъ,
Храмъ невидимый кладутъ.
Тамъ, гдѣ быти мнятъ престолу,
Ты стрѣлу зелену долу,
Кровь мою землѣ предай
И росточка поджидай.
Процвѣтетъ цвѣтистой славой
Кустъ душистый, кустъ кровавый;
Всѣхъ цвѣтнѣй единый цвѣтъ,

141

Краше цвѣта въ мірѣ нѣтъ.
Цвѣтъ пылаетъ, цвѣтъ алѣетъ,
Вѣтерокъ его лелѣетъ, —
Вдругъ повѣетъ — и легка,
Отдѣлясь отъ стебелька,
Роза, сладостною тѣнью,
По воздушному теченью,
Какъ дыханье сна, плыветъ,
За собой тебя зоветъ.
Въ Розѣ, темной я прозрачной,
Что сквозитъ, какъ перстень брачный? —
Не гляди, не вопрошай;
За вожатой поспѣшай
Черезъ долы, черезъ горы,
Нѣдръ земныхъ въ глухія норы;
Нѣжной спутницѣ внемли;
Вѣсть завѣтную земли,
Странникъ темный, странникъ вѣрный,
Ты неси во мракъ пещерный!
Въ преисподнемъ гробѣ — рай...
Три судьбины: выбирай.“

142