Мѣдный Всадникъ.

Въ этой призрачной Пальмирѣ,
      Въ этомъ маревѣ полярномъ,
О, пребудь съ поэтомъ въ мирѣ,
      Ты, надъ взморьемъ свѣтозарнымъ

Мнѣ являвшаяся дивной
      Аріадной, съ кубкомъ рьянымъ,
Съ флейтой буйно-заунывной
      Иль съ узывчивымъ тимпаномъ, —

Тамъ, гдѣ въ гроздьяхъ, тамъ, гдѣ въ гимнахъ
      Рдѣютъ Вакховы экстазы...
Въ тусклый часъ, какъ въ тучахъ дымныхъ
      Тлѣютъ мутные топазы,

Закружись стихійной пляской
      Съ предзакатнымъ листопадомъ
И подъ сумеречной маской
      Пой, подобная Мэнадамъ!

Въ желто-сѣрой рысьей шкурѣ,
      Увѣнчавшись хвоей ельной,
Вихревѣйной взвейся бурей,
      Взвейся вьюгой огнехмельной!..

Ты стоишь, на грудь склоняя
      Ликъ духовный, ликъ страдальный,
Обрывая и роняя
      Въ тѣнь и мглу рукой печальной

Лепестки прощальной розы, —
      И въ туманныя волокна,
Какъ сквозь ангельскія слезы,
      Просквозили розой окна —

И потухли... Все смѣсилось,
      Погасилось въ во́лнахъ сизыхъ...
Вотъ — и ты преобразилась
      Медленно... Въ убогихъ ризахъ

Мнишься ты въ ночи Сивиллой...
      Что, сѣдая, ты бормочешь?
Ты грозишь ли мнѣ могилой?
      Или міру смерть пророчишь?

Приложила перстъ молчанья
      Ты къ устамъ, — и я, сквозь шопотъ,
Слышу мѣднаго скаканья
      Заглушенный тяжкій шопотъ...

Замирая, кликомъ блѣднымъ
      Кличу я: „Мнѣ страшно, дѣва,
Въ этомъ морокѣ побѣдномъ
      Мѣдно-скачущаго Гнѣва“...

А Сивилла: „Чу, какъ тупо
      Ударяетъ мѣдь о плиты...
То о трупы, трупы, трупы
      Спотыкаются копыта“...