ПРИМЕЧАНИЯ ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА

281 Предисловие к сделанному автором статьи переводу поэмы «Остров» в третьем томе сочинений Байрона, «Библиотека великих писателей», под редакцией С. Венгерова, СПб, 1906 год.

282 Magnus Blümel, die Unterhaltungen Lord Byron's mit der Gräfin Blessington. Breslauer phil. Diss. 1900, S. 59. Th. Moore, Life of Lord Byron, pp. 24. 33b.

286 Срв. Bligh, Narrative of the Mutiny, p. 10: «in the midst of plenty... where they need not labour».

741

287 Намеком о возможности влияния на Байрона идей В. Годвина чрез посредство Шелли пишущий эти строки обязан H. A. Котляревскому, мнением которого он искал проверить свой взгляд на анархическую тенденцию разбираемой поэмы.

288 H. Котляревский. «Мировая скорбь в конце прошлого и в начале нашего века». СПБ, 1898, стр. 186.

289 В нижеследующем представляем опыт анализа музыкального движения поэмы: Песнь первая. Мятеж. I. Утро на море; бег корабля (largo). П. Шум мятежа. Мелодия вожделенного, идиллического мира. III-V. Бунт. VI. Мотивы буйной вакханалии; опять тема идиллии, прерываемая далекой угрозой мести. VII. Грусть отплытия товарищей Блэя. Идиллическое intermezzo o молюске «ботике». VIII. Драма пред отплытием. IX. Трагические странствия Блэя. X. Звуки далекой мести сменяются мелодией идиллии. Финал: вольный бег корабля.

Песнь вторая. Идиллия. — А. — Детство мира: I.-III. Песни островитян. IV. Контраст диссонансов гражданского мира. V. Гармония старины. — В. — Любовь: VI. Идиллия любви, тропического дня, пещеры. Мистика любви. VII. Идиллический образ Ньюги; мистическое раздумье о роке. VIII—IX. Образ Торквиля («буре свой, — дитя качал ее напевный вой»); фатум. X. Возврат к мелодии островитян. XI. Гармония белого и черного миров. XII. Она воплощается в чете влюбленных. Мелодия младенчества и горных далей. ХIII. Самозабвение любви. Сатирическое intermezzo против тиранов. XIV. Ньюга — дитя пустыни; радуга. XV Идиллическое забвение времени. XVI. Мистика самозабвения в мировом целом и едином. XVII. Идиллия сумерек; напев раковины. XVIII. Музыку сумерек прерывают звуки действительности — С. — Scherzo: XIX-XXI. — Финал: угроза отмщения; героическая решимость; заключительная шутка.

Песнь третья. Месть. I. Грозное затишье после роковой бури. II. Трагическая жалоба; крик Тиртея. III. Беглецы у скалы. Музыка ручья. Трагическое молчание. IV-V. Героические аккорды переходят в scherzo. VI. Драма Христиана. VII. Бурный прибой и освобождение. VIII—IX. Восторги любящих на фоне отчаяния Христиана. X. Угроза и надежда. Бегство челнов. «Ковчег любви, лети»...

Песнь четвертая. Песнь торжествующей любви. I. Песня о надежде. II. Идиллия природы. III. Преследование. IV. Исчезновение преследуемых любовников в волнах. V-VI. Музыка морского дна. Грот. — VII. Музыка грота. VIII—IX. Идиллия любви в пещерном сумраке, под гулы волн. X-VII. Тема угрозы. Eroica; битва по уступам скал; мятежник excelsior. Развязка. XIII. Трагическое затишье. Гибель человека и идиллия равнодушной природы. XIV. Утро; надежда; счастье влюбленных. XV. Финал: праздничное ликование, мелодия островитян.

290 Это с убедительностью раскрыто в диссертации Гиллардона. Последний указывает на пантеистическую лирику 16-ой главы П-й песни (сопоставляя это место с 89 строфой III-ей песни

742

«Гарольда» и с «Королевой Маб» Шелли I, 264 сл.) и на мистику экстазов любви, дающей на земле предвкушение потусторонней жизни («и их экстазы — смерть»... — II, 6), — чему прямо соответствуют в сочинениях Шелли ст. 1123 и сл. «Розалинды и Елены» и ст. 169 и сл. «Эпипсихидиона» (Heinrich Gillardon, Shelley's Einwirkung auf Byron. Karlsruhe 1898. S. 16; 50 ff.).

291 Так, эти песни живо рисуют, прежде всего, культ умерших, культ героев. На их могилах пышнее растительность: они — плодоносные, подающие изобилие злаков, благотворящие живым хтонические силы. Болотру соответствует, по-видимому, Элисию греков. Пиршественная вечеря сопровождает молитву героям; участники воспроизводят обрядовым пиром блаженную трапезу предков-духов в мире загробном. Кажется, что веселое купание в море имеет целью очищение вступивших в общение с мертвыми: так мисты в Элевсине выходили «к морю». Увенчание цветами, собранными на могилах, имеет магическое значение, ясно выраженное: цветы являются проводниками героической силы, сообщаемой живым отшедшими и благорасположенными к ним «сильными». Пляска при факелах носит воинственно-экстатический характер и служит продолжением обряда. Женщины, участвующие в празднестве, по-видимому, также исполняют функции религиозные. Любопытно смутное упоминание о веселом Лику, населенном как бы обособленными станами женщин — жриц любви, вакханок или нимф.