В миру ль на вселенское дело,
На Таинство ль в Боге страстно̀е
Отчизны соборное тело
Живущий в нем ангел подвиг?
Завеса — виденье дневное;
Едва в небесах потемнело, —
Разверзнется зренье ночное, —
И вспыхнет зияющий миг.

В какую окрайную мѐту
Метнул Мировержец комету,
Что лик исступленный вперила
Во мрак и повисла стремглав,
Власы рассыпая прямые
По тверди, где звезды немые
Простерли весы и мерила,
Истцы неоправданных прав?

Приникло небесное к долу,
И реют прозрачные силы,
От нас восходящих встречая
И нам нисходящих даря,
Причастников Чащи венчая,
Отцов отмыкая могилы, —
И души теснятся к Престолу
И молят о плоти Царя.

Земля с духоносным пределом
Общается жертвенной меной.
Родимую бранную братью
Крепит сокровенный оплот.
И видят враги перед ратью,
Идущей на подвиг смиренный,
Троих, в одеянии белом,
На белых конях, воевод.

Случайно ли, мнишь, на шеломы
Свергаются молний изломы?
На Суд, где свидетели — Громы,
Меч острый — в устах Судии,
Народные Ангелы в споре
Сошлись о вселенском просторе.
Чей якорь в незыблемом море,
В Софийном лежит Бытии?

Чья правда? Но сень Иоанны,
Ковчег крестоносцев узорный, —
Червей огнедышащих зевы
Вотще пожирают собор! **
Чья сила? Но перст Женевьевы**
От Града, как встарь, чудотворный,
Отвел одержимые станы, —
И явен святой приговор.

Аминь! Кто за маревом дымным
Снов буйных, кощунственным гимном,
Ничтожества славит пустыню,
Кромешную празднует тьму, —
Сама, Чьей Лазури святыню
Взор чистый живых умилений
Впивает с душою явлений, —
Пути возбранила ему.