Мнят поэта чужеземцем, в чьей стране слова цветут.
Я того зову поэтом, чьи во мне слова цветут.

Не над Розой ли Шираза соловей поет звончей?
Там, где нежно Роза дышит, в тонком сне слова цветут.

Жив Гафиз! Ты льешь мне, кравчий, в жилы жар и в душу дар
Легких песен: кубок выпит, и на дне слова цветут.

Свыше песнь! Калитку рая Гавриил приотворил, —
Садом лилий, в непорочной белизне, слова цветут.

Моря хмель! Душа ныряет, малый челн, в обвалы волн:
Мера песни — взмах качели; на гребне слова цветут.

Эхо творческого Слова, Память, друг, — словесный луг:
Встанет солнце, луг согреет, по весне слова цветут.

Спой нам, гость; откуда песня? кто ты сам? в усладу ль нам
Или тайным благовестьем в тишине слова цветут?

Было время, — помнят саги, —
Аль и саги то забыли? —
Только лирники да маги
Лицезрят живые были...
Лебедей у легкой влаги,
У лазурной, царства были.

Лебедями слыли люди;
Жили, юны, лета многи;
Вдохновением их груди
Волновали тайно боги
И к неведущим о чуде
Приходили петь в чертоги.

Плыли в злате дни, как чёлны
Лучезарные, в эоны;
Души зеркально-безмолвны, —
Нежных волн немолчны звоны:
Волхвовали, звали волны,
Яснолонны и бездонны.

Каждый лебедь век свой длинный,
Созерцаний век безгласный,
Плен блаженства, рай невинный,
Совершенства сон согласный —
В гимн единый, лебединый —
Претворял мечтой всечасной.

И когда сложилось слово
И насытилось желанье
Сладкой жизни, — дивно-ново
Заклинало волхованье
Жадных волн, и в плесках зова
Милой слышалось взыванье.

В снежном перистом уборе,
Убеленный солнцем жизни,
Песнь, созревшую в затворе
Старой думы к юной тризне,
Лебедь пел, и прядал в море,
Древней радуясь отчизне.