23 Вячеслав Иванов. ТАНТАЛ. Трагедия. — «Северные Цветы — Ассирийские.» Альманах IV. Книгоиздательство «Скорпион». Москва. MCMV. стр. 199-245. Через три года после появления «Тантала» поэт Генри фон-Гейзелер (Henry von Heiseler) размерами подлинника перевел трагедию на немецкий язык. В.И. был в восторге от перевода, хоть и досадовал на Гейзелера за опущение цезуры в ямбическом триметре. Перевод «Тантала» был сделан в 1908 г., но в печати он появился лишь через 32 года: Wenceslas Iwanow. TANTALOS Tragödie. Deutsch von Henry von Heiseler. Karl Rauch Verlag. Dessau und Leipzig 1940. В 1903 г. В.И. задумал написать трилогию: трагедии — «Тантал», «Ниобея», «Прометей». 1/14 XI. 1903 из Шатлэна В.И. пишет
Брюсову: «...Что до Сев. Цветов, — желательна ли Вам первая часть моей задуманной трилогии — «Тантал»? Трагедия займет не менее трех листов. Я хочу за нее приняться и, если Музы будут благосклонны, написать ее до Рождества. В отдельном же издании, как Вы замечали, трилогию лучше не дробить. Правда, я очень занят. (...) Тем не менее я едва ли буду думать в ближайшем времени об ином, чем «Тантал». Итак, желателен ли он Вам?» В письме от 29/16 XI. 1903 В.И. пытается установить сроки: «Что рукопись для Сев. Цв. должно представить уже в самом начале декабря было для меня неприятной неожиданностью, так как я рассчитывая как-раз написать для альманаха «Тантала», думал, что есть для того время: альманах ведь выходит к Пасхе, и я предполагал, что рукопись можно представить и в Январе.» Но уже 28/15 декабря В.И. пишет менее уверено: «Тантала очень хотел бы написать теперь и имею на то большую надежду; но излишне объяснять Вам, что исполнение такого замысла зависит не от твердого желания или трудолюбия. Займет он едва ли значительно больше трех листов; считаю приблизительно, что число стихов не дойдет и до 1500. Имею я в виду объем эсхиловых трагедий (Прометей — менее 1000). Вероятнее, что трагедия не займет и трех листов.» В новолетнем поздравлении к 1904 г., 25 декабря В.И. сообщает: «Тантал пишется; далек от окончания, но перспективы прозрачны. Так что моя надежда приготовить его для Сев. Цветов стала твердой. Я дорожу видеть его напечатанным вместе с Вашей драмой.» И в том же письме, устанавливая порядок размещения стихотворений первых двух отделов «Прозрачности» он приписывает на полях: «Важный вопрос: не уничтожить ли V-ый отдел книги (хоры из Тантала и Ниобеи), если объем ее и без того значителен?» Значит, некоторые хоры трилогии уже в 1903 г. не только были написаны, но посланы в издательство «Скорпион».
Работа над Танталом осложняется. 26 февраля (10 марта) 1904 г. В.И. извещает Брюсова: «Он (Тантал) мог бы быть скоро закончен, если 6 мне не представилось внутренне необходимым раздвинуть первоначальную схему плана, ввести новые сцены, одним словом сделать перемены, увеличивающие объем произведения. Отсюда две трудности осуществить план напечатанья трагедии в Сев. Цветах: вопрос времени и вопрос объема. Если Сев. Цв. будут изданы этою весной (несмотря на Ваши сомнения о том, подходящее ли теперь для того время), мне остается предложить Вам (так как с марта альманах должен уже набираться) то, что готово в настоящую минуту, следовательно — отрывки. Именно предлагаю: «Ниобея: Отрывок из трагедии» (начало трагедии Ниобея). Несмотря на неудобство сообщения фрагмента из произведения, долженствующего по своему роду действовать как целое, — в Данном случае считаю такое сообщение эстетически возможным
и для меня приемлемым. Отрывок обнимает приблизительно печатный лист и есть нечто законченное. Если же редакция Альманаха имеет сомнения относительно допустимости отрыв. из трагедии, я вполне понимаю и такую точку зрения. Но Тантал как целое произведение также, к сожалению, не могу представить немедленно.» И 27 февраля: «В дополнение ко вчерашнему письму, прошу Вас, дорогой Валерий Яковлевич, в случае нужды иметь рукопись Ниобеи немедленно телеграфировать мне: «en. voyez». В.И. дает адрес Шатлэна, но пишет из St. Cergue sur Nyon. Ивановы уже с января 1904 г. собирались поехать в Россию; В.И решил отказаться от лекций в Париже: «Война изменила мои планы на ближайшее будущее: ехать в парижскую колонию было слишком не по сердцу, увидеть же теперь Россию стало почти потребностью...» Но болезнь и самого В.И., и Л.Д. заставила их провести зиму в горах. Они весною приехали в Россию и пробыли до середины лета. Брюсов с наступлением жары уехал на Оку, откуда в июле писал В.И. в Швейцарию: «Дорогой Вячеслав! Да будет это моим первым приветом Тебе в Твоей Villa Java. (...) Не знаю почему это письмо написалось на Ты. Я попробывал изменить, ничего не вышло...» В.И. откликнулся мгновенно: «Дорогой Валерий, благодарю тебя. Благодарю за прошлое и живое, и за первины живого нового (...) Сижу над рукописью Ниобеи...» Однако «Ниобея» закончена не была, даже и в позднюю осень. Брюсов начал беспокоиться: «Северные Цветы частью уже сданы в типографию. Нам необходимо теперь знать окончательно может ли Ниобея быть у нас в течение ноября, не позже». Вместо Ниобеи Брюсов вдруг получает неожиданное письмо от В.И. 2 ноября 1904 г. со след. содержанием: «Огорчу ли тебя — не знаю, но... трагедия сегодня закончена, и трагедия эта — «Тантал». Опять обманываю вас. Но лично рад, что это «Тантал»;
написать «Ниобею» раньше было невозможностью. «Тантал» содержит 1400 стихов или немного более (4—листа, думаю). Если берешь ее для Сев. Цв., извести меня, что рукопись должна быть выслана, хоть телеграммой. И я вышлю тотчас». И уже в субботу, 26/13 ноября (В.И. по рассеянности датирует письмо предыдущим месяцем) он предупреждает: «Тантала» я отослал (...) В «Тантале» как видишь, я начинаю стих с маленькой буквы. Казалось мне, что это облегчает фразировку. Но за эту поэтическую орфографию не стою: в Сев. Цв. нужно соблюсти единство. Притом я представляю себе трагедию, напечатанную крупным (более удобным для чтения стихов в массе) шрифтом, а не шрифтом «Прозрачности» и «Urbi et Orbi». Стих, как ритмическая строка только выигрывает от Майюскулы. (...) Опять о «Тантале». Ты увидишь, что изменения, которые я тебе обещал, я все же не сделал. Оказалось, после пережитого тогда кризиса, что его первоначальный архитектурный план — художественная необходимость. Да и сомневаюсь,
конце концов, в абсолютной несценичности долгого вступительного диалога между Танталом и Хором. Этот пролог (трагедия трагедии, первая внутренняя трагедия) — все таки диалог и требует богатой игры и героя, и хора.» Пережитый кризис, о котором упоминает В.И., это — мучительные приступы тоски и уныния от сознавания своего «неправого» земного самодовления, от признания вины непреодоленной «целлюлярности» своей, от ощущения себя убийцею, вошедшего в этот мир, и осуществившего себя как особь посредством уничтожения других возможностей. Такое трудное преодолевание «индивидуализма», душевно и духовно болезненное сказалось физически в припадках страшнейшего удушья. Тогда отчаянным усилием воли поэт следует древней телестике и катартике, прибегает к трагедии для «очищения страстей». Трагедия эта — «Тантал». (ср. том первый, стр. 81-84) В письме от 18 ноября В.И. уже дает технические советы: «Нет ли возможности добыть шрифты гласных с ударениями, как и, ы и особенно і (і отпадает при новом правописании. — О.Д.) — для «Тантала»? Вся моя метрика пойдет прахом, если читатель будет упорно произносить «Иксион» и «Амфион», как «Тантал». После опубликования «Тантала», в журнале «Искусство» появилась ругательная статья. Андрей Белый возмутился, рассорился с «Искусством», отказался от участия в нем. «Тантала» Белый сразу полюбил и остался ему верен. Впоследствии он писал: «Вячеслав Иванов трагедию светлого мига с магической силою запечатлел в ослепительном «Тантале», драме своей нам сжимающей души.» («Русская лит. XX века под ред. С.А. Венгерова, Москва, 1917. книга VIII. Стр. 143). В.И., узнав о случившемся, пишет Андрею Белому 1 Декабря 1905 г.: «Дорогой Борис Николаевич, после нашего свидания в Москве дошла до меня весть, что причиною твоего разрыва с «Искусством» послужила — моя трагедия... Я не мог уже увидеться с тобою, как и не мог потом писать тебе (вследствии перерыва почтовых сообщений), — но все время мне хотелось сказать тебе, до какой степени я тронут этой истинно Дружеской и великодушной защитой меня как поэта. Итак, благодарю тебя и обнимаю от всего сердца. Знаю обо всем однако в общих чертах и не ясно представляю себе, почему из твоего протеста как критика против чужой критической оценки могла развиться ссора.» И, горячо убеждая Белого не отказываться от участия хотя бы в «Золотом Руне», В.И. добавляет: «...а что касается критики на моего «Тантала» в «Искусстве», я, безусловно предоставляю каждому иметь свое мнение о моих произведениях и их ценности. И если бы мне было неловко после того писать в «Искусстве», то никак уж не неудобно писать в «З.Руне.», сохранившем только некоторые общие редакционные имена.» И кончает В.И. заявлением, что сотрудничать согласится лишь в том случае, если Белый сообщит редакции о своем «решении
примкнуть к органу». (...) «Только предложение с твоей стороны лает возможным наше (обоих) участие в «З.Р.» Но поступай найдешь для себя лучшим и правильным.» Henry von Heiseler (1875-1928) — немецкий писатель, поэт, доп. матург, полиглот, известный переводчик классиков и модерни стов. Г. Гейзелер родился в СПб. в немецкой протестантской семье Он получил блестящее, немецко-русское образование. Родители его были русскими поддаными, и «Генри» пришлось в России отбывать воинскую повинность. В двадцатитрехлетнем возрасте он переехал в Германию, поселился в Мюнхене, женился, вел светскую жизнь, вращаясь в литературных и театральных кругах В 1901 г. поразившая его встреча со Стефаном Георгом навсегда определила духовное русло его жизни. Он столь близко сошелся с самим поэтом и его кружком, что Стефан Георге порою устраивал свои литературные собрания в мюнхенском роскошном, просторном доме Гейзелера. В 1908 г. Гейзелер послал В.И. свой перевод его «Тантала». В.И. высоко оценил полученный подарок, решил, что следует ответить обстоятельно, сделать тщательный разбор гейзелеровых достижений, и он никак не мог найти время для такого подробного письма. Не получая нетерпеливо ожидаемого отзыва, Гейзелер бросился в Петербург и сразу отправился к В.И., с которым ранее лично знаком не был. Впоследствии сын его Бернт любил повторять друзьям рассказы отца о том первом свидании с В.И.
— «Если Вам не нравится, так и скажите прямо!»—такими словами угрюмо и раздраженно вместо приветствия обратился автор перевода к автору «Тантала». — «Да ведь это превосходно, замечательно, чудесно. Как хорошо, что Вы приехали!», — восклицал В.И., горячо обнимая обрадованного гостя. Они сразу подружились. Гейэелер стал часто посещать «башню». За свое длительное пребывание в СПб. он много поспособствовал внутреннему сближению В.И. со Стефаном Георгом. Прежде всего он тронул и взволновал В.И. сообщением, что он показывал Георгу «Тантала» и, что Георге, даже через перевод, признал в авторе трагедии «большого мастера слова» и узнал в нем сочувственника в главном: в благоговейном отношении к созидательной силе языка. Гейзелер часто на память читал стихи Георга, передавая его ритмическое скандированье и его интонации. «Генри» настойчиво говорил, что при следующей поездке В.И. за границу поэтам необходимо встретиться. Но встречи такой не суждено было состояться. Покинув Россию, Гейзелер лишь редко и краткосрочно посещал родительский дом; но в 1914 г. смертельная болезнь отца заставила его приехать в Петербург. Там его и застала первая мировая война. Он был призван и должен был сражаться в русской армии против своих немецких родственников и друзей. В разгаре Октябрьской революции он — офицер — был арестован.
После всяческих приключений и мытарств ему удалось бежать в Германию. Он поселился в своем милом, окруженном лесами домике купленном им еще в 1905 г. Там, в Баварии, у подножия Альп, он тихо, много работая, провел последние годы своей жизни; там он и умер в ноябре 1928 г. Большую радость доставляли ему литературные успехи его сына — как он, писателя и поэта. За рубежом В.И. с Гейзелером не виделся, даже адреса его не знал. В 1937 г. к В.И., в его квартиру на Монте Тарпео Герберт Штейнер, редактор «Corona», привел однажды молодого сотрудника журнала и представил: Berntvon Heiseler. В.И. с живым интересом слушал рассказы Бернта об отце. В последний год выхода «Короны» Бернту после отъезда Г. Штейнера в Америку было поручено редактирование журнала. Творческая деятельность Генри фон Гейзелера интенсивна и разнообразна: он написал несколько сборников рассказов и статей, несколько книг лирики, несколько драм, с успехом исполнявшихся в разных театрах. Из русских авторов он переводил и поэтов, и прозаиков: Пушкина, Алексея Толстого, Сологуба, Вячеслава Иванова, Тургенева, Лескова, Достоевского и многих других.
Трагедия «Ниобея» написана не была, хоть и сообщает о ней В.И. в июле 1904 г. в письме Брюсову из швейцарской виллы «Ява»: «Сижу над рукописью Ниобеи, от которой неохота отрываться ни для чего другого. У нас под стародавним, широко раскинувшимся кедром, прямо рай. Солнце еще не угасло. Полдень прекрасен. А «Белая Гора» — не разоблачается.» (ср. стр. 676) Фрагменты трагедии (насколько мне известно) никогда нигде в печати не появлялись. Где рукопись — не знаю; быть может, она обнаружится в каком-нибудь хранилище манускриптов. В римском семейном архиве Ивановых оказалось несколько черновых набросков; среди них немного внятных строчек. — Вот они:
Ниобея тихо приподымает с лица темное покрывало. Горная местность вокруг: луговые склоны Сипипа: утесы, увитые плющом. Изредка звуки свирели вдали. Нашедшее облако медленно расходится: Ниобея провожает его глазами.