Рим вожделенный узрев, я пел тебе первые Laeta;
      В Рим осенний возврат вешнюю песнь воскресил.
Ибо недавно еще я по взморию Партенопеи,
      Нимфы почившей, внимал жалобам дев-Нереид,
И богомольно срывал над святой Посилипа могилой,
      Тень призывая певца, свежий Вергилиев лавр.
Дивный предел! Там, пред домом моим, как остров блаженных,
      Млеют в лазурном плену тени Капрейских вершин;
Там, как влюбленный Нарцисс, меж ветвей, отягченных плодами,
      С горного ложа глядит в тихие воды Суррент;
Там в безлюдьи живом, пред Везувия синим восклоном,
      Гостя приветно зовут тесные домы Помпеи...
Светлые дни там текли: их не жаль в излюбленном Риме:
      Родине верен, я Рим родиной новою чту.
Где нам отечество, друг? Скажи, гражданин мой оседлый,
      Гостю далеких чужбин: где нам родимый предел?
Там ли, где отчий наш дом, наша первая память, дряхлеет?
      Там ли, где отчий наш сад некогда темный шумел?
Там ли, где кости отца в заглохшей тлеют могиле, —
      Где нас в покорной тоске ждет престарелая мать?
Или в пустыне, куда наш орел занесли легионы?
      Иль где гражданственный мир плугом измерил поля?
Родина ль чистой душе — беспредельное, верное небо?
      Родина ль гордой душе — море, сей узник — Титан?
Иль не отчизна избранных — Идей бестелесных обитель?
      Или не Рим золотой — мой нареченный предел?..
Так! я ныне познал возвращенной мне родины счастье, —
      С ним — и зиждительный труд; с ним — и целительный мир.
Тихо по солнечным стогнам; под золотом спят кипарисы;
      Песню под рокот струны нищий заводит слепец.

Муза, сопутствуй: схоластика ждет Капитолий ученый!
      Долог мне путь до кремля от преторьянских бойниц...
Вот и Траянов колосс, и колонн безглавых граниты!
      Остов в отверстом гробу — Форум лежит подо мной.
Мощи мраморной славы! Помост лицедейства кровавый!
      Прах безглагольных давно, велеречивых личин!
Вот— путь Побед, и Свободы амвон, и святыня Согласья!
      Вот — Самовластья врата! Вот — Раболепия столп!
Белые кости базилик... останки портиков стройных...
      Три несравненных столпа Ка̀стор с Поллуксом хранят!..
Там — Палатин; там — Титов триумф; там — свод Константина;
      Мощь Колоссеума — там: здесь — Табуларий, и всход.
На Капитолий крутой я всхожу: вот и конь Антонина;
      Вещих меж свитков меня ждет молчаливый фиас...
Так я живу, — и вседневный мой труд — блуждать и дивиться,
      И, дивяся, блуждать — пир моих сплетшихся Муз:
В гробы стучится одна; красотой облекает другая,
      Тленья сорвавши покров, — жизнью восставшую жизнь...
Весело мне!.. Но не часто ли, друг, что̀ высоко и дивно,
      Мы превозносим и чтим, сердцем иное любя? —
Помню: мы краем высот подымалися в гору; Кампанья
      В пурпуре светлом легла морем пустынным у ног.
Некая весь белелось по ней... — мы Рим распознали:
      Купол великий парил, малую весь осенив.
Нет! клянусь, не таков был сей Рим, когда с гор нисходили
      Варвары, робко дивясь блеску державных твердынь!
Ныне — пустыня, и весь... Я, от спутников скрыв свои слезы,
      Благоговейно познал, как ты мне дорог, мой Рим!
Вечный, великий, святой! храни свои нищие ризы!
      В нищем смиреньи святей, ближе великое нам!..
Так под тенью Петра вновь шатер пилигримов раскинуть:
      Друг! не пора ль и тебе посох паломника взять?
Жизни начавшийся год освяти богомольным обетом;
      Цепи разлуки разбив, наших Пенатов почти!