Россія, Англія и Азія

Россія, Англія и Азія.

I.

Тому, кто не принадлежитъ къ числу дѣятелей, всецѣло несущихъ на себѣ отвѣтственность за свое политическое дѣйствіе, кто не обладаетъ, подобно имъ, и соразмѣрными такой отвѣтственности познаніями, умѣньемъ и опытомъ, надлежитъ оправдать свое выступленіе при обсужденіи одного изъ важнѣйшихъ вопросовъ международной политики. Конечно, позволительно было бы писателю сослаться на тѣснѣйшую связь обсуждаемаго вопроса съ интересами высшей культуры: сближеніе наше съ Англіей — задача культурная не въ меньшей мѣрѣ, чѣмъ задача государственная. Но инымъ будетъ мое оправданіе: есть верховные вопросы государственности и общественности, отвѣтъ на которые мы всѣ почерпаемъ непосредственно изъ нашего цѣлостнаго гражданскаго самоопредѣленія, составляющаго суверенное право и вмѣстѣ долгъ каждаго гражданина. Въ разрядъ таковыхъ отношу я и занимающій насъ вопросъ — не объ упроченіи только и длительномъ закрѣпленіи нашего союза съ Великобританскою державой, но и о всестороннемъ соединеніи нашихъ народныхъ энергій съ энергіями англійскаго народа.

Я говорю о завтрашнемъ днѣ по окончаніи воины, — о томъ завтрашнемъ днѣ, который будетъ первымъ днемъ новаго мірового зиждительства. Россія не должна въ этотъ день остаться одинокой. Съ кѣмъ же выйти намъ рука объ руку на раздвинувшіеся просторы положительнаго всемірно-историческаго дѣланія? Съ кѣмъ идти намъ по дорогѣ?

— 25 —

Ужъ не съ Германіей ли, какъ втайнѣ мечтаютъ не одни враги народной вольности, но и просто близорукіе или ослѣпленные среди насъ, испуганные механическою громадою «организованной культуры», подкупленные, какъ дикари побрякушками бѣлыхъ завоевателей, дутымъ величіемъ ея самоувѣреннаго безвкусія и безусловнымъ совершенствомъ ея блестящихъ поддѣлокъ, обманутые тѣми или другими приманками и прельщеніями нашего непримиримаго врага („Russland soll sterben“), ненавидящаго нашу кровь, наше обличіе, нашъ духъ, наши святыни, нашу свободу?

II.

Прозорливый Достоевскій, весною 1877 года, писалъ: «Зависимость отъ союза съ Россіей есть, повидимому, роковое назначеніе Германіи, съ франко-прусской войны особенно». И опять повторялъ онъ: «Про главную болячку всѣхъ нѣмцевъ я уже говорилъ: это — боязнь, что Россія вдругъ догадается о томъ, какъ она могущественна, а главное, что зависимость отъ союза Россіей есть, повидимому, роковое назначеніе Германіи. Этотъ нѣмецкій секретъ можетъ вдругъ теперь обнаружиться».

Что значилъ бы этотъ союзъ, каково было бы его дѣйствіе? Въ единеніи съ Россіей Германія легко могла уничтожить Францію, и, хотя бы ужъ тѣмъ самымъ, подорвать могущество своей соперницы Англіи. Въ единеніи съ Россіей могла бы она по своему распорядиться и судьбою славянства. Вызывая къ видимости политическаго бытія созрѣвшія для него народности, державы-союзницы договаривались бы въ полюбовной сдѣлкѣ о дѣлежѣ сферъ своего владычества и вліянія. Необходимо было, рано или поздно, снести обветшалую твердыню Габсбургов; но прежде, чѣмъ поглотить Австрію, Германія намѣревалась воспользоваться ею, какъ орудіемъ: завладевать славянствомъ удобнѣе было подъ маскою многоплемеменной, полуславянской Священной имперіи, — и быть можетъ, именно эта отсрочка была роковою

— 26 —

ошибкою въ осуществленіи нѣмецкаго плана. Прежде же всего надобно было на неопредѣленное время отодвинуть рѣшеніе участи Константинополя. Такія соображенія опредѣлили, повидимому, поведеніе Бисмарка на берлинскомъ конгрессѣ.

Казалось, не было возможности предотвратить этотъ союзъ, столь вожделѣнный явно или прикровенно абсолютистическимъ и внутренно-солидарнымъ правительствамъ обѣихъ странъ. Онъ достойно увѣнчалъ бы дѣло любовнаго созиданія нашею государственною властью прусской мощи. Провидѣніе спасло міръ отъ этого проклятія. Вѣрность Бисмарка Россіи дрогнула: онъ не рѣшился пожертвовать этой вѣрности Австріей.

Въ сущности, не Австрія была ему дорога, но будущность германскаго владычества въ Царьградѣ. Между тѣмъ, времени терять было нельзя. И вотъ — уже посѣянъ, вотъ — уже созрѣваетъ франко-русскій союзъ. А «новый курсъ» новаго властителя Германіи (который былъ бы замѣчательнымъ правителемъ, если бы искусство правленія не страдало отъ внесенія въ него «психологизма» въ гораздо большей степени, чѣмъ, напримѣръ, искусство шахматной игры, или столь суевѣрно, и все же справедливо, боящаяся «психологизмовъ» неокантіанская гносеологія), — пресловутый «новый курсъ» азартнаго игрока былъ по существу методомъ послѣдовательнаго прекословія Бисмарку и практическимъ отрицаніемъ всѣхъ его основоположеній.

Вильгельмъ, которому не удалось раздробить таранъ нашей военной мощи о Японію, не удалось и довести насъ до блѣдной немочи вынужденнымъ торговымъ договоромъ, затѣваетъ «предупредительную» войну. Такъ была похоронена мысль о германо-русскомъ союзѣ. Но надъ его могилою ворожатъ черные маги и хотѣли бы вызвать изъ тьмы мертвеца на свѣтъ Божій вурдалакомъ-оборотнемъ. Вѣяніе духа жива да развѣетъ ихъ злобныя чары!

— 27 —

III.

Съ кѣмъ же идти намъ по пути? Конечно, съ Англіей! Насъ связываетъ съ нею общее назначеніе. Только двѣ европейскія державы, Россія и Англія, суть одновременно державы азіатскія. Для обѣихъ Азія естественная цѣль и арена всего будущаго историческаго дѣйствія. Что до насъ, опять вспомяну и напомню лишь слова Достоевскаго: «Въ Азіи, можетъ быть, еще больше нашихъ надеждъ, чѣмъ въ Европѣ. Мало того, въ грядущихъ судьбахъ нашихъ, можетъ быть, Азія-то и есть нашъ главный исходъ».—Что до Англіи, не ясно ли другимъ столь же, сколь это ясно мнѣ, что Индія не только основа англійской мощи, но и начатокъ ея будущности, что съ недавней поры дарованія индусамъ гражданскихъ правъ и коронованія англійскаго короля короною Индіи мы присутствуемъ уже при перерожденіи  Великобританскаго государства въ Англо-Индійскую имперію? Какъ бы то ни было, Англія уже и нынѣ въ той же мѣрѣ азіатская держава, въ какой азіатская держава и Россія. И да будетъ двуединая бѣлая держава незыблемымъ оплотомъ христіанской гражданственности в Азіи.

Азія, въ противоположность Африкѣ, не есть область, открытая колоніальному захвату и владѣнію. Она требуетъ органическаго культурнаго роста государствъ, утверждающихся на ея древней священной почвѣ, и духовнаго ихъ соотношенія съ ея исконными дѣтьми, съ ея таинственною душой. Стѣна, которую Европа можетъ противопоставить желтой опасности — Китаю, должна быть живою стѣной двуединой бѣлой азіатской державы.

Невидимыя нити прядутся, и все тѣснѣйшая ткется связь между серединною имперіей Азіи и серединною имперіей Европы. Между германскимъ духомъ и китайскимъ есть глубокое, сокровенное сходство и сродство. Их тайная близость сквозитъ въ аналогіяхъ обоюднаго міровоспріятія, какъ основного тона отношенія къ жизни: въ общности тяготѣнія къ субъективному

— 28 —

идеализму и идеалистическому нормативизму. Недаромъ проницательный Ницше обозвалъ Канта кенигсбергскимъ китайцемъ. Она же, эта тайная общность и родственность, проявляется в поразительномъ сходствѣ коллективной психологии. Только въ Германіи, да еще въ Китаѣ, народное сознаніе есть сознаніе муравейника: общій біологическій  разумъ и общая біологическая воля движутъ в нихъ изъ невидимыхъ центровъ весь множественный составъ, соподчиняя всѣ его части и молекулы принципу изначала и естественно данной, и лишь совершенствуемой собственно человѣческимъ творчествомъ, природной организаціи. И каково бы ни было, наконецъ, это подпочвенное согласіе внутренняго, душевноприроднаго строенія обоихъ народовъ, — уже къ ряду воочію совершающихся дѣлъ должно отнести попытки Германіи обратить Китай въ орудіе своихъ цѣлей — такъ, или въ еще большей мѣрѣ, по глубже задуманному, несравненно широчайшему и отважнѣйшему плану, — какъ орудіемъ Германіи сдѣлалась Турція и долженъ, согласно ея умыслу, стать весь міръ. Наступаетъ время, когда борьба съ Германіей естественно переносится въ Азію.

IV.

Нашъ союзъ съ Англіей на долгія времена повелительно подсказанъ простѣйшими и очевиднѣйшими сочетаніями историческихъ силъ. Союзъ этотъ не могъ бы и не долженъ былъ бы состояться, если бы Англія не захотѣла сдѣлать всего, что въ ея силахъ, для упроченія за нами Царьграда, безъ котораго Россія дышитъ, какъ человѣкъ, лишенный одного легкаго, — если бы, съ другой стороны, Россія не сдѣлала всего, что въ ея власти, для обезпеченія англійскихъ интересовъ въ окружности Индіи, въ западномъ бассейнѣ Индійскаго океана.

Союзъ съ Англіей долженъ былъ бы дать обоимъ союзникамъ экономическія выгоды. И, помимо торговыхъ выгодъ, государственно и культурно спасительна

— 29 —

для насъ была бы повсемѣстная замѣна зависимости нашей отъ нѣмецкаго капитала — силы, политически и духовно подчиняющей насъ германству — приложеніемъ въ Россіи капитала англійскаго, Обмѣнъ культурныхъ энергій былъ бы наиболѣе плодотворенъ для Англіи — въ сферѣ высшей духовности, родники которой представляются мнѣ, по совѣсти и крайнему разумѣнію, не могущими изсякнуть на Руси, для насъ — въ сферѣ низшей интеллектуальности, общественной дисциплины и общественной психологіи. Вліяніе англійской общественности было бы для насъ школою политическаго самовоспитанія, импульсомъ и регулятивомъ въ строительствѣ нашей свободы. Да и не могло бы вовсе упрочиться англо-русское единеніе при задержкѣ здороваго роста нашихъ свободныхъ учрежденій: на бюрократическую Россію стараго  строя Англія опереться не можетъ.

V.

Но это еще не все! Союзъ съ Англіей кажется мнѣ предначертаннымъ въ провиденціальномъ планѣ исторіи, какъ путь къ величайшимъ свершеніямъ божественныхъ цѣлей. Его конечное назначеніе — свободное возсоединеніе древней азіатской души съ дѣйствующей на всемірно-историческомъ поприщѣ душою грядущаго христіанскаго человѣчества. Этотъ союзъ долженъ исправить пути къ обращенію Азіи въ христіанство — не къ тому обращенію, которое не обогашаетъ качественно церковь, какъ вмѣстилище вселенскаго религіознаго сознанія, но къ обращенію иному: такому, при которомъ Индія внесетъ въ его сокровищницу все богатство своего обособленнаго внутренняго опыта и познанія, всю самобытность своего вселенскаго лика. Ибо внутренній духовный смыслъ желтой опасности есть дехристіанизація Европы, ея обращеніе къ истокамъ ветхозавѣтной азіатской вѣры и мудрости. И отвратить эту опасность можетъ лишь духовное единеніе христіанскихъ народныхъ сознаній на почвѣ самой Азіи. Противъ такъ понятой желтой   опасности Англія, съ ея раздробленнымъ и

— 30 —

колеблющимся религіознымъ самоопредѣленіемъ, одна не устоитъ. И Россія, при историческомъ «параличѣ» восточной церкви, по выраженію Достоевскаго, не устоитъ одна. Чаемъ высвобожденія русскихъ религіозныхъ энергій въ новолѣтье по счастливомъ окончаніи войны и уповаемъ, что передвигъ общихъ международныхъ отношеній, вмѣстѣ съ передвигомъ внутреннихъ энергій въ оздоровленныхъ и преобразованныхъ народныхъ организмахъ, повлечетъ за собою творческое обновленіе вселенскаго религіознаго сознанія, которое, при помощи Божіей, обратитъ, наконецъ, глубоко недугующій европейскій міръ въ живое цѣлое христіанскаго міра.

Знаю, что многое въ этихъ конечныхъ чаяніяхъ можетъ показаться многимъ, по разнымъ причинамъ,— неоправданнымъ и мечтательнымъ; но есть въ нихъ одно, съ чѣмъ едва ли возможно не согласиться каждому: а именно, что то непредвидѣнное и нечаянное, но вмѣстѣ глубоко обоснованное и необходимое событіе, которое мы радостно пережили — соединеніе оружія, чувствъ, стремленій и усилій между Россіей и Англіей въ настоящей войнѣ, — имѣетъ значеніе, далеко выходящее за предѣлы самой войны и за кругозоръ этихъ великихъ страдныхъ дней, — что оно чревато послѣдствіями и обѣтованіями, простирающимися до невѣдомыхъ далей, скрытыхъ за горизонтомъ переживаемаго времени.

Первая электронная публикация — РВБ.