/ Сочинения / Прижизненные издания / Дионис и прадионисийство
/ Гл. III. — Прадионисийский корень мэнад

Гл. III. — Прадионисийский корень мэнад

III.
Прадионисийский корень
мэнад.

1.

Прадионисийский корень мэнад обнаруживается рядом определительных признаков. Если немногия упоминания Гомера о Дионисе оспоримы в разсуждении их подлинной древности,— о мэнадах можно утверждать, что Гомер их знает, не зная Диониса. Остерегаясь разсматривать Гомерову „мэнаду“ (mainas) как служительницу позднейшего культа, изследователи толковали это слово в общем и неизбежно плоском значении — „безумствующая, изступленная“; однако субстантивация глагольного понятия, и притом только в женском роде, требует принять nomen за означение устойчивого типа, тем более что уподобление Андромахи, устремившейся вперед с сильно бьющимся сердцем, „мэнаде“ могло быть вполне понятно и художественно-действенно лишь при том условии, если эта последняя была хорошо известна, как бытовое и психологическое явление sui generis 1). Но мэнада без Диониса единственно мыслима лишь на почве теории, устанавливающей прадионисийскую эпоху в развитии Дионисовой религии.

У Павсания (X, 4, 3), далее, мы находим нижеследующее об’яснение городового эпитета kallichoros в Одиссее (XI, 580): „Почему Гомер называет город Панопей хороводным, узнал я в Аѳинах от так называемых ѳиад. Ѳиады же — аттическия женщины, которыя ходят через год на Парнасс и вместе с женщинами из Дельфов правят оргии Дионису. Их обычай — водить хороводы по пути в Дельфы, как в других местах, так и в Панопее. Эпитет, прилагаемый Гомером к имени этого города, повидимому, знаменует хороводы ѳиад“. В самом деле, составители того разсказа об Одиссеевом нисхождении в подземное царство,


1) Ноm. 1. XX. 460: mainadi isê. Lobeck, Agl. p. 285, считает этот стих интерполированным по VI, 389 (mainomenêi eikyia).

— 43 —

который в составе Одиссеи известен под названием первой песни о мертвых (Nekyia), очевидно, знали Панопей, по дороге из Херонеи в Давлиду, как „город прекрасных хороводов“, что не может быть отнесено к хорам нимф, как предлагает Лобек, потому что речь идет не об источнике, а о городе, и скорее всего указывает на паломничества „ѳеорид“, их священныя шествия, или „ѳеории“ 2), к местам парнасских радений, как правильно оценивает это косвенное свидетельство Риббек 3). Женския дионисийския таинства (teletai) знакомы и Гесиоду 4).

Глубокая древность отпечатлелась на формах оргиастических сообществ. Дельфийския ѳиады составляли религиозный союз — ѳиас (thiasos), предводительницею или настоятельницею (archêgos) которого во времена Плутарха была Клея 5). Эпонимною ѳиасоначальницей почиталась миѳическая Ѳия (Thyia), рядом с нею стояла не менее миѳическая “Черная“ (Kelainô, Melaina, Melanis, Melantheia, Melanthô) 6). Посвященное Ѳии капище в Дельфах известно Геродоту (VII, 178). О подобном же hêrôon стародавней мэнады говорит Павсаний, отмечая „близ театра города Патр (срв. место погребения Ѳессалы по ниже приводимой надписи из Магнесии) священный участок некоей местной жительницы“ 7). Гробницы


2) Пример такой ѳеории в отрывке Эврипидова „Паламида“ у Страбона (X. р. 720 С), где вакхический хор не-эллинских женщин приходит в ахейский стан, чтобы под его охраною, согласно общим hiera nomima, править на горе Иде оргии Дионису и фригийской Матери богов. Предводительница хора называет себя ѳиадою Диониса (thyias Dionysu hikomân), по эмендации Виламовица (Herakles I, S. 363, А. 40).

3)Ribbeсk, Anfänge und Entwickelung des Dionysos-Cultus in Attika (Kiel, 1869). Hiller v. Gaertringen, de fabulis ad Thraces pertinentibus, p. 42. Lobeck, Agl. p. 285.

4) Apollod. II. 2, 2: emanêsan (sc. Proitides), hôs men Hêsiodos phêsin, hoti tas Dionysu teletas u katedechonto. Lobeck, Agl. р. 304. 1102 b.

5) Plut. de Is. et Os. 35: archêgos en Delphois tôn thyiadôn.

6) Waser s. v. Delphos, Pauly-Wissowa’s Real-Enc. IV, 2700. Welcker, griech. Götterlehre I, S. 226. Прибавим несколько слов о другой, а именно гомеровской, Меланѳó. К древнейшим героическим ликам пра-Диониса подземного принадлежит, по нашему мнению, козовод Меланѳий в Одиссее, изрубленный в куски и отданный в снедь псам пособник женихов, носитель хтонического и дионисийского имени, соименный одному из героев Вакхова воинства в поэме Нонна, льющий вино в кубок по изображению на одном cameo (Roscher’s Myth. Lex. II 2582), страстнóй герой в черной козьей шкуре — melanaigis. Меланѳию соответствует, как женский коррелат, повешенная (подобно Эригоне и связанная, следовательно, с Артемидой) Меланѳо. Параллелизм мужского и женского черных имен, хтоническия собаки, раз’ятие тела на части, женское повешение,— наконец, самая оппозиция аристократическим культам,— все определяет Меланѳия и Меланѳо в вышераскрытом смысле и служит характерным примером подгомеровской религиозной Греции и отношения к ней Гомеридов.

7) Paus. VII, 21, 6: gynaikos epichôrias temenos.

— 44 —

Астикратеи и Мантó в Мегаре, при входе в священный участок (temenos) Диониса 8), очевидно, также были местами героического культа древле прославленных мэнад из коих вторая, как говорит ея имя, обладала даром пророческим. Впрочем, миѳ хорошо их помнит: оне были дочерьми Полиида, основателя культа Диониса „отеческого“ (patrôios) в Мегаре, Мелампова правнука и, подобно прадеду, дионисийского героя, прорицателя и очистителя 9)

2.

Надпись из Магнесии на Мэандре, начертанная (повидимому, заново) в I в. по Р. X., но говорящая о событиях более или менее отдаленной древности, приводит дельфийский оракул, в исполнение коего магнеты призвали из Ѳив мэнад, чтобы учредить в своем городе оргии Дионису по бэотийскому чину 1). Вот наш перевод надписи:

В добрый час (agathêi Тусhêі). Пританом был Акродем, сын Диотима. Народ магнетов вопросил бога о бывшем знамении: в сломленной ветром чинаре, ниже города, обретено изваяние Диониса; что знаменует сие народу, и что делать ему надлежит, дабы жить безбоязненно в вящем благоденствии? Священновопрошателями посланы в Дельфы: Гермонакт, сын Эпикрата, и Аристарх, сын Диодора. Бог изрек:

Вы, что в удел у Мэандровых струй улучили твердыню,
Нашей державы надежный оплот, о магнеты, пришли вы
Вещий из уст моих слышать глагол: Диониса явленье,
В полом расщепленном древе лежащего, юноши видом,
Что знаменует? Внемлите! Кремля воздвигая громаду,
Вы не радели владыке сложить пышнозданные домы.
Ныне, народ многомощный, возставь святилища богу:
Тирсы угодны ему и жреца непорочного жертвы.
Путь вам обратный лежит чрез угодия Ѳивы священной:
Там обретете мэнад из рода Кадмовой Ино.

8) Paus. I, 43, 5.

9) Полиид (Polyeidos) сочетается в предании с Критом, и — в противоположность легенде о Мелампе, как ученике египетских жрецов,— это не кажется нам лишенным правдоподобия. Мы подозреваем здесь древнейший синкретизм материкового культа и островного, простирающего власть Диониса на морскую стихию,— чем об’яснялась бы и двойственная организация местных мэнад, ознаменованная двумя дочерьми Полиида. — Последний кажется героическою проекцией островного Диониса, „многовидного“ (polyeidês — Протей). Поставленный Полиидом в Мегаре „закрытый“ идол Диониса, из частей которого Павсаний мог видеть только лицо (prosôpon), был, вероятно, одною из Дионисовых голов, почитаемых в островном круге. Так бог, вытащенный рыбаками из моря в Миѳимне, был личною маскою (prosôpon); оракул повелел чтить его, как Диониса Фаллена (Euseb., praep. ev. V, 36). Отсюда, должно думать, пошли фаллическия гермы.

1) Athen. Mitth. 1890, S. 331. Inschr. von Magnesia, 215.

— 45 —
Оргии жены дадут вам и чин благолепный служений,
И Дионисовы сонмы священнопоставят во граде.

Согласно божественному вещанию, чрез священновопрошателей приведены были из Ѳив три мэнады: Коскó, Баубó и Ѳессала. И Коскó собрала сонм (ѳиас) тех, что у чинары; Баубó же — сонм, что перед городом; Ѳессала же — сонм Катабатов (нисходящих). По смерти были оне погребены городом. Прах Коскò покоится в селении Коскобуне (холм Коскò), Баубó — в Табарне, Ѳессалы — близ театра.

Эта надпись не только подтверждает известия о коллегиях мэнад и наблюдения о их насаждении центральною религиозной властью, т. е дельфийским жречеством, в Спарте, Ахаии, Элиде 2), но и проливает свет на традиционныя нормы организации женских оргий. Мы видим, что не напрасно Эврипид в трагедии „Вакханки“, изображая установление Дионисовой религии в Ѳивах, говорит о трех сонмах мэнад, предводимых тремя дочерьми Кадма,— что подтверждает и пользовавшийся другими источниками Ѳеокрит в своих „Ленах“. Ѳиванская община служительниц Диониса очевидно, представляла собою тройственный ѳиас; каждая из трех частей его приносила жертвы у отдельного алтаря и вела свой род от одной из трех древних основательниц оргий, сестер Семелы впервые поставивших алтари Дионису в горах,— Агавы, Автонои, Ино. Четырнадцать аѳинских герэр приносят жертвы Дионису в Лимнах на четырнадцати разных алтарях. Алтарь поручался предпочтительно жрице из рода, ведущего свое происхождение от древней мэнады. Сколь неожиданным ни кажется на первый взгляд, что род ведется не от дионисийского героя, но от мэнады, однако должно признать что в оргиастических общинах это было именно так. Слова оракула: „из рода Кадмовой Ино“,— приобретают, с этой точки зрения, значение свидетельства первостепенной важности. Счет поколений по женской линии (какой мы находим в героических генеалогиях Гесиодовой школы) — в родовом преемстве именно женского жречества вообще не безызвестен 3). Этот знаменательный остаток матриархата доказывает гинекократический строй культа богини, из коего проистекли женския оргии, более древний по своему происхождению, нежели почитание Диониса. Так Оlеіаі минийского клана продолжали родовое преемство первых миниад 4). О Семахидах читаем у Стефана Византийца, что так


2) Rapp, die Mänade im griech. Cultus, in der Kunst und Poesie, в Rhein. Mns. XXVII, S. 4 ff.

3) Toepffer, att. Genealogie, S. 192.

4) Родоначальницы орхоменских миниад — Левкиппа, Арсиноя и Алкоѳоя, дочери царя Миния, растерзавшия Иппаса, сына Левкиппы,— так называемыя Псокои (hypo lypês kаі penthus) или Олои, Олеи (Aioleiai, Oloai). „И доселе“,— прибавляет Плутарх (quaest. gr 38),— „так зовут мэнад из их рода (tas apo tu genus) “.

— 46 —

звался „дем в Аттике, от Семаха,— у него же и дочерей его гостил Дионис; от них, т.-е. от дочерей Семаховых, пошли жрицы Дионисовы“ 5). Дельфийския ѳиады древнее самого Дельфа, дружелюбно встретившего в своем царстве пришельца Аполлона, ибо оне принадлежат к его божественной родословной. Мегарския мэнады ведут свой род от Полиида, Лакедемонския Левкиппиды от Левкиппа — чрез посредство дочерей названных героев, которыя и являются в собственном смысле родоначальницами, так как генеалогический ряд продолжают mainades archêgoi. Таков наиболее важный для нашей ближайшей цели вывод из приведенной надписи.

Явление Диониса в древе можно назвать обычным; но дерево на этот раз не ель или смоковница, а платан, в котором поселяются божественныя и героическия души, как это показывает пример Елены. Топография трех учреждаемых ѳиасов также многозначительна. Первый, естественно, имеет своим средоточием место чудесного явления. Помещение другого находит себе ряд аналогий в святилищах Диониса „fuori le mura“, перед городскими воротами. Одним из древнейших случаев такой локализации культа является „очаг“ (eschara) Элевѳерея в Академии: здесь Дионис почитается, пришлец и гость, на месте своего предварительного становья у городских стен. Он овладевает городом, как захожий герой; апоѳеоза ожидает его в кремле. Священный участок, отводимый ему intra pomoerium, вмещает его храм и театр. Этот последний — „святилище (hieron) Диониса“, как гласит надпись при входе в театр — именно Магнесии на Мэандре (Inschr. v. Magn. 233). Золоченая скульптурная группа Диониса, окруженного мэнадами, стояла близ сикионского театра 6). Общение между городским, театральным участком и пригородным, как мы видим это в Аѳинах и в том же Сикионе (Paus. II, 7, 5), поддерживается обрядом перенесения чтимых кумиров ночью при светочах. Поскольку Дионис является при этом „низводящим“ своих поклонников с высот кремля за город и поклонники в ночном шествии „нисходят“ с ним к его героическому, т.-е. хтоническому, „очагу“, Дионису театра свойственно наименование „вождя вниз“ (Kathêgemôn), а ѳиасу театра — наименование „нисходящих“ (Katabatai); но оба имеют значение религиозно-символическое: под нисхождением за героем разумеется нисхождение в подземное царство, что и знаменуется ночным шествием со светочами, и перенесение кремлевого идола в низины равносильно погребению бога. Все покушения некоторых ученых отнять у трагедии характер мистерий Дионисовых рушатся при первом пристальном взгляде на сценическия древности. Органическая связь


5) Steph. Byz. s. v. Sêmachidai: dêmos Attikês apo Sêmachu, hôi kai thygatrasi epexenôthê Dionysos, aph’ hôn hai hiereiai autu.

6) Odelbegr, sacra Corinthia, p. 79; Head hist. numm. p. 347.

— 47 —

мэнад с театром — другая улика его исконного назначения быть святилищем страдающего и умирающего бога.

Необходимо, однако, ограничить выше сказанное о священных родах нижеследующими соображениями. Когда речь идет о родовом преемстве священнослужения, часто слово „род“ (genos) должно понимать как искусственное соединение фиктивных родичей, как религиозный союз в сакрально-юридических формах рода, имя и sacra которого уже не могли прекратиться, однажды став элементом государственной религии, т.-е. непременною частью принятого государством на все века состава гентильных культов. Так, культ Диониса „отеческого“ в Мегаре мог и во дни Павсания быть во владении Полиидова рода, подобно тому как в Икарии он принадлежал роду Ikarieis, члены которого были как бы икарийцами попреимуществу и постолько противополагали себя остальному гражданству 7). Таковым мог быть аѳинский род Бакхиадов, организованный в целях служения Дионису-Элевѳерею и празднования городских Великих Дионисий,— род, управляемый, по эпиграфическим данным, выборными архонтами 8). Допущение чужих к родовым „оргиям“, отправляемым „оргеонами“, есть уже принятие в подчиненную категорию членов рода 9), и первоначальное посвящение в мистерии могло быть, как думал А. Дитерих, только формою усыновления 10).

Вообще можно сказать, что дионисийское жречество более глубоко, чем другия эллинския, уходит корнями в родовой уклад. В самом деле, служение Дионису было соборным по-преимуществу, что и выражается сакральным термином „оргий“. Ибо оргии суть богослужения, совершаемыя совместно — и первоначально без жреца — всеми участниками, каковые поэтому равно все зовутся „вакхами“ (bakchoi) и „освященными“ (hosioi). Естественная же форма соборности,— поскольку речь идет не об исключающих присутствие мужчин женских радениях,— была непосредственно дана


7) Dêmos ho Ikarieôn, см. Foucart, le Culte de Dionysos en Attique, p. 84.

8) C. I. A. III. 97: Pistokratês kai Apollodôros Satyru Auridai pompostolêsantes kai archontes genomenoi tu gonus tôn Bakchiadôn anethêken,— надпись на круглом алтаре с изображениями Силенов в аѳинском театре Диониса.

9) Toepffer (attische Genealogie, S. 12 ff.) утверждает введение Дионисова божества во все частные родовые культы Аттики, откуда развивается понятие оргеонов, в смысле членов родового союза, вследствие совместного свершения родовых оргий. Предпосылкою этот гипотезы служит признание термина orgia заимствованным из Дионисовой религии. Понятие и имя orgia несомненно принадлежит к дионисийскому кругу, но также и к пра-дионисийскому, чей, быть может, и об’ясняются „оргеоны“ гомерического гимна к пиѳийскому Аполлону.

10) Dieterich, de hymnis orphicis, р. 38. О mystês, как gennêtês tôn theôn, см. Rohde, Psyche, II, S. 421 f.

— 48 —

в союзе родичей. Только позднейшее время ослабило эту норму по отношению к мужскому жречеству. Но значение последнего, в противоположность древнейшему жречеству прадионисийских культов, в исторической Дионисовой религии было относительно не велико и бóльшим быть не могло, так как не вытекало с необходимостью из ея внутренних основоположений 11).

3.

Триединое устройство, прообраз которого мы видим в Ѳивах, было обычным в женских ѳиасах. В Магнесию, как мы видели, посылаются для учреждения триединого союза, три мэнады „из рода“ одной из трех первомэнад „священной Ѳивы“. Первоначальная триада может еще усиливаться в тройную. По стихотворению Ѳеокрита, литургическое значение которого


11) Жрецы Диониса известны по свидетельствам авторов и из многочисленных надписей. Обыкновенно жречество принадлежало в семейной преемственности одному роду. В эпоху Плутарха наследственное жречество Диониса в Орхомене, вследствие культового убийства, отнимается у рода и становится выборным. Культ Диониса Мельпомена в Аѳинах принадлежал исключительно роду Энеадов. В некоторых местностях Аркадии (в Фигалии, в Мегалополе) существовали, повидимому, мужския коллегии священнослужителей Диониса (Immerwahr, ark. Culte, S. 190). Коллегия Днонисовых жрецов (hieropoioi) в Мараѳоне связана с дионисийским культом аттического Четвертоградия, образование коего в эпоху до Ѳесеева синойкизма несомненно: важное косвенное указание на древность аттического Диониса ( С. I. А. II, 1324. Foucart, le Culte de Dionysos). — Надпись II в. до Р. X. из Приены (Inschriften von Priene, 174) представляет пример пожизненной передачи обязанностей и привилегий двойного жречества Диониса (Phelos и Каtagôgios) одному лицу за единовременный взнос денежной суммы городу. Чтобы понять, почему древним такая продажа отнюдь не казалась симонией, по крайней мере — в данную эпоху, должно помнить, что закрепление за одним гражданином какого-либо права или пользования из прав, равно принадлежащих всем членам общины по рождению, совершалось обычно путем публичных торгов; так, причиною откупа податей и пошлин является не столько практическая целесообразность этого способа взимания государственных доходов, сколько необходимость реализовать права граждан на их непосредственную эксплуатацию (срв. автора De Societatibus Vectigalium publicorum populi Romani, Petropoli, 1910, p. 10). Так как упомянутое жречество в Приене не было связано с определенным наличным родом, права на него принадлежали каждому члену городской общины, как расширенного рода. — Таковую же продажу городом священного дионисийского сана — и притом женского, хотя, повидимому, и второстепенного,— а именно сана „носительницы ваий“ (thyllophoros),— отметим (в ограничение выше сказанного о соблюдении родовой нормы в пределах женского жречества) на острове Косе; любопытны условия передачи сана: приобретающая его должна быть телесно здоровой и не поврежденной и не моложе десяти лет (Ziehen, leges sacrae, 133).

— 49 —

несомненно, три сестры Семелы с их тремя сонмами воздвигают три алтаря Семеле и девять Дионису 1). Девять мужей и девять женщин образуют жреческия коллегии Диониса-Эсимнета (чтимого, повидимому, совместно с Артемидой-Трикларией) в Патрах 2). Вот почему приписанная Анакреонту эпиграмма,— вероятно, надпись на базе рельефа,— живописует трех мэнад:

Эта, что с тирсом в руке,— Геликония,— с нею Ксанѳиппа;
Главка — третья: с горы сходят от оргий святых
К праздничным хорам оне, вдохновенныя, и Дионису
Сочное гроздие в дар, плющ и козленка несут 3).

Но в то же время мы встречаем священныя коллегии, не отвечающия принципу триады. Таковы одиннадцать Дионисиад (или dysmainai) в Спарте4) и „шестнадцать жен“ в Элиде5). В обоих этих случаях перед нами, предположительно, результат исторического процесса последовательной спайки прежде самостоятельных ѳиасов. Число четырнадцати герэр в Аѳинах об’ясняется орфическим происхождением обряда и связывается с гептадою орфиков, заимствованным ими из Египта символом дионисийского расторжения и возсоединения божественной монады 6). Однако, заметны и следы древнейшей дихотомии, которая соответствовала, быть может, изначальному муже-женскому дуализму парнасской оргиастической религии. Мы видели в Мегаре двух перво-мэнад, дочерей Полиида, и гипотетически об’яснили этот факт обрядового предания иначе, а именно — ранним синкретизмом двух культовых форм: материкового и островного. В миѳе о Терее перед нами также только две мэнады — Прокна и Филомела; миѳ этот принадлежит Давлиде и, думается, отражает глубокую старину Парнасса. О последней мы можем заключать и по дельфийскому преданию о „Черной“ и „Обуянной“ (Ѳии). Но примечательно, что родоначальницей ѳиад в собственном смысле почитается только вторая, с которой, вероятно, начинается трихотомическое устройство дельфийского ѳиаса — по крайней мере, на фронтоне Аполлонова храма Дионис был изображен, по Велькеру, с тремя ѳиадами. Ѳия кажется мэнадою Диониса; Черная — первопророчицей, как одержимая силою Земли (katochos ek tês Gês); ей подобна и мегарская Мантó. Триединое устройство, связанное, повидимому


1) Тhеосr. XXI v. 2: treis thiasôs es oros treis âgagon autai eoisai. Ibid. v. 5 sq.:
en katharôi leimôni kamon dyokaideka bômôs, tês treis tâi Semelâi, tôs ennea tôi Dionysôi.

2) Paus. VII. 20, 1.

3) Anacr. 107. Anthol. Iyr. ed. Hiller-Crusius.

4) Paus. III, 13, 7. Preller-Robert, gr. Myth. S. 693. A. 1.

5) Plut. mor. р. 251 E: hai peri ton Dionyson gynaikes, has hekkaideka kalusin.

6) См. „Дионис орфический“, §§ 2 и 7.

— 50 —

с Дионисовыми триетериями, утвердилось в Бэотии, где Ѳивы провозгласили на всю Элладу рождество Дионисово; ему подчинился и минийский Орхомен. Оно означало конец эпохи предчувствий чаемого юного бога, грядущего сопрестольника темной богини,— конец эпохи мэнад, еще не знающих Диониса.

Все выше сказанное позволяет нам отчетливее уразуметь свидетельство Диодора о мэнадах исторической Греци 7): все девушки в тех городских общинах, где введены триетерии, должны по отеческому обычаю и священному уставу, за исполнением которого блюдут городския власти, в дни, назначенные для оргий, брать в руки тирсы и соучаствовать в радениях, восклицая „эвой“ и славя Диониса,— женщины же замужния должны, каждая с тем сонмом, к которому принадлежит (kata systêmata), приносить совокупно жертвы богу и энтусиастически священнодействовать, по чину и преданию оргий, и вообще всячески провозглашать и прославлять присутствие Диониса. Итак, во главе сонмов стоят их предводительницы, ведущия „ѳеорию“ „в горы“ (eis oros); это посвященныя мэнады, преемственно продолжающия родовое (по женской линии) служение; их окружают замужния гражданки, приписанныя к соответствующему сонму,— некоторыя из них, быть может, причислены к самому роду; меж тем как женщины активно участвуют в коллективных („оргийных“) жертвоприношениях и иных таинственных священнодействиях, девушки составляют как бы сопутствующий им хор. Понятно все народное уважение к участницам столь строго организованных, недоступных мужчинам оргий и особенное почтение к настоятельницам священных ѳиасов. Одна поздней эпохи надпись из Милета 8) отчетливо рисует религиозно-бытовой тип такой игуменьи (eis oros êge) мэнад, характерно названных „городскими“ или „гражданскими“ (poliêtides), в согласии с Диодором, причем общее выражение, „как надлежит доброй женщине“ (сhrêstêi tuto gynaiki themis),— указывает на то, что все гражданки считались причастными городским оргиям; надпись, в нашем переводе, гласит:

Здесь Дионисова (hosiê) жрица лежит. Вакханки градския,
Молвите: „радуйся!“ Чтить доброй жене надлежит
Ту, что вас и горы водили, что оргии правила с вами,
Что возносила дары жертв и служение за град.
Если же спросит вас пришлый: „как ими ей?“ — Алкмэонида —
Имя, Геродия дочь, знавшая правых удел (kalôn moiran epistamenê).

7) Diod. VI. 3: dio kai para pollais tôn hellênidôn poleôn dia triôn etôn bakcheia te gynaikôn athroizesthai kai tais parthenois nomimon einai thyrsophorein kai synenthusiazein euazusais kai timôsais ton theon, tas de gynaikas kata systêmata thysiazein tôi theôi kai bakcheuein kai katholu tên parusian hymnein tu Dionysu.

8) Archäolog. Anzeiger, Beiblatt zum Jahrbuch des Instituts, 1906, S. 9.

— 51 —

4.

Что Эринии во многом подобны мэнадам,— те и другия, например: „ловчия собаки“,— не подлежит сомнению; вопрос в том, позднее ли стали воображать и изображать их наподобие мэнад, или же оне (Эринии, не Эвмениды) — стародавняя проекция в миѳе культовой реальности мэнад первоначальных. Мы уверены в последнем: произвола в миѳотворчестве нет, и предположенное уподобление должно было бы опираться на какое-либо соотношение между кругом Эриний и кругом Диониса, но и подземный Дионис им вовсе чужд. С другой стороны, если нам удалось напасть на след прадионисийских мэнад, то мы прямо видим их перед собою в лице Эриний. Ибо что иное эти „дщери Ночи“, чье присутствие, чье прикосновение, чьи змеи, чьи факелы наводят безумие,— что иное эти сестры Лиссы, отымающей у человека разум,— как не неистовыя служительницы ночной богини, с факелами в руках, увитыя змеями, ведущия дикие хороводы? Сравним Эсхиловых Эриний и Эврипидовых вакханок: не так же ли засыпают те и другия, устав от бешеной погони или изступленного кружения, и вдруг, чуткия, вскакивают, чтобы продолжать наяву священный свой бред? Мы понимаем, почему Эринии — „старшия богини“ и „старицы“; оне — представительницы ветхого завета эллинской религии. Мы понимаем, почему оне страшны: оне — воспоминание об ужасной религиозной были человекоубийственных преследований. Мы понимаем, почему наименьшее число их не всегда три, как это приличествует женским божествам, мыслимым множественными, но иногда, на изображениях Орестовой травли, и всего только две — как две перво-мэнады, „Черная“ и „Обуянная“, запомнились из седой старины в Дельфах. Мы понимаем, почему, древния обладательницы прорицалища, так свободно проникают оне, по Эсхилу, в Аполлонов храм и располагаются на каменных сиденьях вкруг омфала.

Их дионисийские аттрибуты изначальны, ибо не было основания ни цели одарять их таковыми после: буколический kentron или обоюдуострая секира 1) и плющевой венок 2). Оне мычат, как коровы, а мычанье быка или подражание этому звуку мы знаем как отличие дионисийских оргий, по описанию из „Эдонов“ Эсхила. Тот же поэт рядит Эринию в черную козью шкуру, придавая ей соответствующее наименование Диониса (melanaigis, Eumen. 680); она же — Черная, как та дельфийская первовещунья.


1) Rapp в Roscher’s. Myth, Lex. I, 1315.

2) Olck у Pauly-Wissowa, Real. Enc. V, 2842.

3) Rapp, там же.

— 52 —

Прежде чем Киѳэрон, змеиное гнездо, стал священною горою Диониса4), им владели увитыя змеями жрицы Ночи: отсюда предание о гибели юноши Киѳэрона, презревшего любовь Эринии Тисифоны,— от жала ея змеи 5). Страстнáя легенда запечатлела культовую память о мужеубийственных оргиях киѳэронских мэнад, еще не укрощенных дельфийскою религией. Так отражение обрядовой действительности в миѳе восполняет недостаток прямых свидетельств о до-аполлоновском, пра-дионисийском прошлом парнасского оргиазма 6).

4) Vergil. Аen. IV, 301 sqq.: Qualis commotis excita sасrіs Thyias, ubi audito stiumlant trieterica Bacchi orgia nocturnusque vocat clamore Cithaeron.

5) Plut. de fl. 2, 2. Stoll в Roscher’s Myth. Lex. II, 1208. — Об эринии Tilphôssa см. выше гл. III, § 5 (стр. 36).

6) Данныя о мэнадах в миѳе и художественных изображениях подробно изучены Раппом (Rhein. Mus. XXVII и статья „Mänade“ в Миѳолог. Лексиконе Рошера, II, 2243 — 2283); к сожалению, под влиянием школы Маннгардта, он придает излишнее значение растительному характеру первоначальных представлений о мэнаде. — Ф. Крейцер чутко воспринял тихое и меланхолическое самозабвение, как основную черту в религиозном типе мэнады (Symbolik IV3, S. 43: „der Grundzug ihres Wesens ist diese stille Melancholie eines im Abgrunde religiöser Ahnungen und Gefühle sich verlierenden unbewachten Geistes, der, entfesselt, in den Zustand festlicher Raserei übergeht“). — Места прославленныя женскими оргиями, от древнейшей до самой поздней поры язычества и, судя по многим пережиткам (каково верование в шабаши ведьм), еще в средние века внушали мистический трепет сверх’естественного присутствия. О свете вокруг вершины Парнасса, на которой происходили ночныя радения (tan bakcheuusan Dionysôi Parnasion koryphan — Eurip. Iph. Taur. 1239), не раз упоминают драматурги V века (Soph. Ant. 1125; Eurip. Ion 716. 1125; Eur. Phoen. 226; Aristoph. Ran. 1112,— причем E. Zômaridês, сопоставивший эти места в своем комментарии к Эсхилу, ad Еum. v. 24, полагает, что дело идет не о зареве от факелов или костров: по его мнению,— hê aitia tês lampseôs tautês proêrcheto ek tês enauseôs hydrogenôn phôtaeriôn kai anathymiaseôn). С каким ужасом смотрели окрестные жители на Парнасс, в пору триетерий, видим из сообщаемого Макробием (1, 18, 5) поверья о чудесах и чарах этой горы: „et Satyrorum, ut affirmant, frequens cernitur coetus, et plerumque voces propriae exaudiuntur, itemque cymbalorum crepitus ad aures hominum saepe perveniunt“.

Первая электронная публикация — РВБ.