Пекинское радио «критикует» нашу партию и забавно-упрямо твердит о «ревизионизме» Хр<ущева> и его «клики», о тенденции «реставрировать капитализм».
Конечно, абсурд. В основе его, на мой взгляд, теоретическая ошибка. Отмеченное соц<иальное> неравенство в нашем о<бщест>ве трактуется как «капитализм». Между тем все <положительные> и отрицат<ельные> особенности нашей обществ<енной> жизни следует объяснять не влиянием зловредного «запада», не «пережитками» и не «тенденциями» капиталистич<еского> порядка, а прежде всего из соц<иально>-эк<ономической> структуры нашего о<бщест>ва. Только такая установка методологич<ески> правильна.
Всем (думающим) давно понятно, что эпоха «культа» трактуется фальшиво (начиная с термина). Это не поверхностное рассмотрение событий, а сознательный, продуманный политич<еский> прием: осудить официально то, что было необходимо (и неизбежно) осудить, прежде всего, для укрепления авторитета новой власти. Во-2х, для исправления наиболее губительных сторон сталинск<ого> курса. Это было сделано в обстановке острейшей борьбы между группировками, и новый курс оказался не таким уж новым и последовательным. Новое — и бесспорно заслужившее популярность — отказ от массового открытого террора, «реабилитация» немногих живых (никому уже не опасных) и многих мертвых.
Изменения последовали и в стиле управления, в некоторой его демократизации. Однако следует учитывать, что именно за 30 лет правления Сталина постепенно сложилась вся нынешняя структура и прежде всего система «натуральных привилегий». Китайская критика неправильно противопоставляет существующее привилегированное меньшинство — «трудовому народу». В систему нарастающих привилегий втянуты очень широкие слои. Именно «среднее звено» (члены которого надеются перешагнуть в круг руководящих) является основной и твердой поддержкой структуры в целом. «Среднее звено» составляют в целом косные, ограниченные практические работники, исполнители. Наиболее активные целеустремленно идут к повышению. Среди них не мало вполне честных людей, не мыслящих себе, что возможны (или необходимы) изменения (в рамках соц<иального> строя). Это очень серьезная консервативная сила. В нее входит и офицерство. Другой консервативной силой является привилегированная часть нашей «творческой» интеллигенции. Произошло срастание всяческих серовых-кочетовых, софроновых — и т. д. с Ильичевым и проч. руководителями политики в области к<ульту>ры. И той и др<угой> стороне крайне нежелательны
изменения в области искусства (от personalia до стиля). Так сложилась определенная структура о<бщест>ва, характер управления и т. д.
Гос<ударственно>-обществ<енная> собственность, видимо, действительно исторически оправдала себя и в «мирном соревновании» с кап<итализмо>м в конечном счете либо победит (т. е. уничтожит капитализм), либо надолго затянется «сосуществование». Но и этот строй (как всякий общ<ественно>-эк<ономический> строй) требует изменений, чтобы его потенции проявлялись и дальше развивались. Строй, в кот<оро>м господствует во всех областях принцип монополии, особенно склонен к загниванию.
В условиях «холодной войны» и в том лагере и в нашем побеждают или во всяком случае имеют влияние консервативные, даже реакц<ионные> элементы. Экстремисты обоих лагерей, при всей их взаимной ненависти, кое в чем сходятся. При капиталист<ическом> строе идет открытая полит<ическая> борьба внутри о<бщест>ва. У нас — дело сложнее.
Противоречия и борьба имеют место и в нашем о<бщест>ве (а может ли существовать живой общественный организм без борьбы?). Конечно, это не борьба между «пережитками» и «современностью». Эта борьба вызвана живыми и реальными противоречиями, присущими нашему о<бщест>ву, вызванными им.
Принимает эта борьба, разные формы (пассивное сопротивление, т. е. формализм, равнодушие, пьянство и т. д.). Аполитизм молодежи тоже форма пассивной оппозиции. Существуют и др<угие> формы. Но так как открытой оппозиции (политической) в наших условиях быть не может, то особое значение приобретает борьба в области идеологии, в областях далеких от прямой политики. Это — обычное явление. «Абстракционизм», «модернизм» рассматривается (и, действительно, играет роль) как политич<еская> оппозиция. См. статью Ильичева в «Ком.<мунисте>» за март 64 г. Проблема морали, отношение к коллективу и т. д. рассматриваются в разрезе политическом. Всякий (в чем бы то ни было — чуть ли не в ширине штанов — так ведь было! — в характере песен — Окуджава!) отход от установленного руководящая группа трактует как «антипартийность». Только она является носителем «партийной линии». Защищается эта «линия» разными средствами, в том числе и административными мерами («дело И. Бродского»).
Однако серово-ильич.<евской> группе приходится обороняться. Ей противостоят не такие уж слабые силы. За кулисами идет борьба. «Внутренние китайцы» хотели бы ликвидировать ее. Они официально делают вид, что ее не существует, что существует некое единое мнение по всем вопросам «советских людей».
Возможны ли, однако, решительные сдвиги? Может ли взять верх «анти-кочетовская» группировка в о<бщест>ве?
Думаю, открыто и сразу это невозможно. Слишком много обстоятельств против нее. Сама обстановка «холодной войны» и страха перед войной, победой откровенно фашистской группы в лагере наших
противников сдерживает оппозицию в нашем о<бщест>ве: можно ли обострять внутр<еннюю> борьбу перед лицом крепнущих профашистских сил в том лагере? В то же самое время любые наши пороки и прорывы, ошибки, поражения — в экономике, политике, идеологии — на руку врагам. Наше о<бщест>во заинтересовано привлечь на нашу сторону и объединить все антифашистские, либерально-гуманистические силы в бурж<уазном> о<бщест>ве. Но это потребовало бы радикального разрыва с «китайцами» и «мирного сосуществования» и в области идеологии. Необходимость этого (при учете «либеральных» настроений и среди интеллигенции соц<иалистических> стран Европы) ведет к непоследовательности в нашей культурной политике (сколько угодно примеров нелепостей — скажем, выставки Леже, искажения в переводах, недопущение знакомства с значит<ельными> явлениями зап<адной> к<ульту>ры, а затем необходимость всё же учитывать их — Кафка!).
Метания, фальшь, ложь, непоследовательность еще больше разлагают мыслящую молодежь и отталкивают от т. наз. «партийного» курса (почему Кочетов «партийнее» Твардовского?). Интерес к «неразрешенной» лит<ерату>ре смешивается со страхом репрессии. Репрессий, собственно, нет, но их все боятся и ждут. Процессы в области идеологии — поплавки. Они ничего не решают. Решает экономика, особенно с<ельское> хоз<яйст>во.
Но современная техника требует людей со знаниями, с интуицией, со смелостью и т. д. Рождается тип советского «делового человека» («Аленочкина»). Его волнует не мораль и не идеи. Он — не религиозен (во всех смыслах). Он стремится к комфорту, к матер<иальному> благополучию. Но его интересует и дело само по себе, техника, наука (как и его коллег в «том» мире!), он нужен о<бщест>ву и уверен в своей необходимости, но он понимает, что его благо связано с процветанием (или хотя бы развитием) нашего хозяйства и общества. Тут в основе отнюдь не моральная гармония личного и общего, а правильно понятый интерес. Нашим физикам, астрономам нужны средства для экспериментов, они необходимы и аленочкиным. «Политика» их не волнует, но то, что мешает нашему хоз<яйственному> прогрессу, они готовы отбросить. Поэтому они — взрывчатая, прогрессивная сила. И в области идеологии они имеют вкусы весьма современные (говорят, что «непризнанных», невыставляющихся художников поддерживают наши крупные ученые, академики). Очень любопытны в этом плане рассказы Ел. Вен. в Н<овом> мире («За проходной», «Дамский мастер»).
Техника сама по себе не может изменить структуру и стиль о<бщест>ва, но люди новой техники постепенно могут отстранить руководителей старого стиля.
Наивно-моралистический этап заменился уже декоративно-моралистическим. Наступает новый этап в ист<ории> нашего о<бщест>ва. Если удастся выпутаться из экон<омических> затруднений, то переход к новому этапу произойдет незаметно. Как нового типа мебель вытесняет комоды и трехметровые буфеты, так постепенно иной стиль
руководства (ведь он складывается!), иные интересы, иной язык, словом, иной стиль заменит сегодняшний (он уже воспринимается как архаичный — вроде френча — формы чиновников периода «культа»).
Но если ни кукуруза, ни химия не вытянут наше хоз<яйство>, то дело будет обстоять сложнее. Усиление недовольства, вызванное реальными факторами, заставит «завинтить гайку» и «китайцы» укрепят свою власть. Идеология будет поставлена на службу укрепления власти. Такая жизнь — «ни шатко, ни валко», без сдвигов может продлиться очень долго.
Гораздо меньше шансов на то, что недовольство ускорит выдвижение к руководству людей нового типа, более решительных в разрыве с устоявшимися порядками.
Многое будет зависеть от международ<ной> обстановки.
Как бы там ни было, дело «антикочетовской» интеллигенции не сдавать позиций, не впадать в уныние, сознавая, что кочетовы всегда существуют и борьба с ними — всегда дело стоящее.
20.VII.64 г. Проверить в 1970 г.
P. S. Не меньше, чем обладать материальными благами (пищей, жилищем и проч.), людям необходимо удовлетворять свои духовные потребности. Это — азбука. Но то, что у нас рассматривается как духовная пища, в значит<ельной> степени — ее суррогат. Философия или научная теория для массы не может заменить религию (эмоционально-эстетические переживания); еще хуже, если философия приобретает черты религии, некой абсолютной, для всех обязательной истины, декларируемой в «постановление». Принудительная и обязательная истина умирает, духовная жизнь требует живых связей, традиций, внутренней свободы, как и свободного, из внутренних законов исходящего самоограничения. Самые бесплодные периоды в истории, когда власть церкви или жречества подавляет естественную духовную жизнь народа. Еще хуже, когда в области духовной жизни принуждение и насилие заменяют веру и авторитет. Фальшь и суррогат здесь ведут к разложению, загниванию.
«Самодеятельное искусство» и спорт, учение и «общественные нагрузки» должны дать содержание дух<овной> жизни. Если б это не втискивалось в общеобязательные, регулируемые государством формы, если б действительно проявлялась свободная самодеятельность народа, то на деле осуществлялись бы цели социализма. При современной же деспотической власти общества, кот<ора>я регулирует всё, вплоть до личного и интимного, самодеятельность лишь в малой мере является тем, чем должна была бы по идее быть. Народ не осознает свою духовную нищету, масса всегда живет по инерции, косно поддерживая привычное. Но народные силы пробуждены и способны были бы к подлинному творчеству, если бы ослабело мертвящее давление государственности.
18.II.72
Вскрыла в янв. 72 г. прошлое «послание» в будущее. Оно* оказалось мрачнее, чем я предполагала.
* будущее.
Убогость, мещанство духовной жизни широких слоев. Произвол, беззаконие при отсутствии сознания гражданской ответственности и у элиты и у масс. Героические поступки немногих, о которых народ не слышит, т. к. вся общественная жизнь засекречена. Подспудно что-то очень значительное зреет не в политической, а в духовной нравственной сфере, но что именно — не знаю. Впереди либо война с Китаем, либо длительное прозябанье.
Я живу напряженно в духовном отношении. Но надеяться на какие-то изменения в чем-то не могу. Спасибо за дары жизни.
работы. Предупреждался органами МГБ в 1961 году и в 1963-м — милицией. Обещал поступить на постоянную работу, но выводов не сделал, продолжал не работать, писал и читал на вечерах свои упадочнические стихи. Из справки Комиссии по работе с молодыми писателями видно, что Бродский не является поэтом. Его осудили читатели газеты «Вечерний Ленинград». Поэтому суд применяет Указ от 4.V.61 г.: сослать Бродского в отдаленные местности сроком на пять лет с применением обязательного труда...» (Из записи заседаний суда, сделанных Фридой Вигдоровой // Огонек. 1988. № 49. С. 26, 31). «Постановление суда было встречено горячими аплодисментами людей с честными рабочими руками» (Тунеядцу воздается должное // Смена. 1964. 14 марта).
Как напишет А. Кушнер в 1988 г., «самое удивительное, что это произошло в конце хрущевского, как говорится, либерального, периода. Большие поэты, как большие деревья, притягивают к себе молнии» (Нева. 1988. № 3. С. 110). Примечательно, что в июле 1964 г. ЕАМ как историк увидела в «деле Бродского» не исключительный случай, а один из примеров той закономерности, которую она еще до снятия Хрущева сформулировала в своем послании в «будущее».
серово-ильич.<евской> группе — Серов Владимир Александрович (1919—1968), с 1962 президент Академии художеств СССР, Л. Ф. Ильичев (см. выше).
выставка Леже — Фернан Леже (1881—1955), франц. живописец и график. Выставка Леже в Москве состоялась в 1963.
Кафка! — Франц Кафка (1883—1924), австр. писатель. Первые переводы его на русский яз. появились в ж. «Иностранная литература»: «Превращение», «В исправительной колонии» (1964. № 1).
Кочетов Всеволод Анисимович (1912—1973), редактор ж. «Октябрь», оплота коммунистич. идеологии, в противостоянии либерально-демократическому «Новому миру» А. Т. Твардовского, завершившемся снятием Твардовского с поста редактора в 1970 г.
рассказы Ел. Вен. в Н<овом> мире («За проходной», «Дамский мастер») — Елена Сергеевна Вентцель, доктор технич. наук, проф. Как литератор известна под псевдонимом «И. Грекова». Ее рассказы и повести не раз были предметом критических нападок и дискуссий.
См. статью Ильичева в «Ком.» за март 64 г. — Ильичев Леонид Федорович (р. 1906), академик АН СССР; в 1961—65 секретарь ЦК КПСС. Как сообщает «Литературная газета» от 10 янв. 1963 г., «государственное издательство политической литературы выпустило массовым тиражом брошюру “Искусство принадлежит народу”. Она содержит тексты речей секретаря ЦК КПСС тов. Л. Ф. Ильичева <...>» (речи 17 и 26 дек. 1962 г.). В послании EAM отсыл к другому, не менее массово обсуждаемому (программному) выступлению Ильичева «Искусство, вдохновляющее народ на подвиг» (Коммунист. 1964. № 4). В № 3 того же журнала была опубликована большая подборка выступлений литераторов-публицистов на тему утверждения коммунистической морали и борьбы с пережитками буржуазной идеологии.
серовых-кочетовых, софроновых — нарицательное обозначение высших чиновников от живописи и литературы по именам их представителей.
Чуть ли не в ширине штанов — так ведь было! — молодых людей, носивших узкие брюки, называли стилягами и прорабатывали на собраниях. «Носил он брюки узкие, Читал Хемингуэя», — начало стихотворения Евг. Евтушенко «Нигилист», написанного в ту пору.
Окуджава! — см., напр.: «Разберитесь, товарищи композиторы, в том, что происходит с песней. Советские люди любят песню. Но рядом с песнями широкого гражданского звучания, с песнями, воспевающими духовную красоту советских людей, раскрывающими их душевную чистоту, существуют песни пошлые, рассчитанные на дурные обывательские вкусы. В конфликте со всем строем нашей жизни находятся, в частности, некоторые стихи и песни способного поэта Б. Окуджавы. Весь их строй, вся интонация, все-все — не от чистоты душевной, а от душевного надлома. Говорят, будто эти песни любимы нашей молодежью. Но какой? На чьи вкусы рассчитаны они?» (подчеркнуто нами. — Сост.) (Силы творческой молодежи — на службу великим идеалам: Речь секретаря ЦК КПСС Л. Ф. Ильичева на заседании Идеологической комиссии при ЦК КПСС с участием молодых писателей, художников, композиторов, работников кино и театров 26 дек. 1962 г. // Литературная газета. 1963. 10 янв. С. 2) (курсив наш. — Сост.).
«дело И. Бродского» — «Первый суд над Иосифом Бродским. Зал суда Дзержинского района, г. Ленинград. 18 февраля 1964 года. Судья Савельева...
Судья. А вообще какая ваша специальность?
Бродский. Поэт, поэт-переводчик.
Судья. А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский. Никто (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому ? <...>
Второй суд над Иосифом Бродским. Зал Клуба строителей, г. Ленинград. 13 марта 1964 года. Судья Савельева <...> объявление: СУД НАД ТУНЕЯДЦЕМ БРОДСКИМ. <...> Приговор: Бродский систематически не выполняет обязанностей советского человека по производству материальных ценностей и личной обеспеченности, что видно из частой перемены