Вячеслав Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Примечания О. Дешарт

«ДНЕВНИКИ». В.И. 1908 и 1909 гг. представляют собою глухое бормотанье о тех душевных состояниях, которых точным лирическим выражением является вторая часть CA. Тут нечего ни комментировать, ни добавлять. Но несколько записей дневника 1909 г. дают как бы эпилог событий, отразившихся в «Эросе» и «Золотых Завесах», засвидетельствованных письмами той поры и дневником 1906 г.

С тех пор как в конце октября 1906 г. стало очевидным, что первая попытка единения трех сорвалась, между главными протагонистами сразу установились добрые приятельские отношения, — те, что в сущности изначала существовали под декоративными теоретическими надстройками, освещаемыми искусственными огнями взбудораженных чувств. Под эгидой В.И. молодой Городецкий написал и в 1907 г. издал свой первый сборник стихов «Ярь», имевший большой успех и поставивший автора в ряды признанных поэтов. С Лидией у Сергея образовались отношения непринужденные, шаловливые. Ее смерть была для него личным горем. Евгения Герцык вспоминает: «... На мокрой платформе, под низко нависшим небом, мы ждем. Медленно подплывает товарный вагон. И гроб. (...) Поодаль чинная и высокородная родня — Зиновьевы. Ближе, теснее, непритворно угнетенные лица— Блок, Кузмин, Чулков и многие, которых не знаю. Сотрясаясь, как мальчик, рыдает Городецкий.» (Об Е.Г. см. стр.717). Но через некоторое время Гор., возомнивший себя великим поэтом, стал сочинять слабые стихи. В.И. был огорчен. Он написал своему protégé резкое наставление, порицая его за небрежные строки и неподобающее новобрачному поведение по отношению к юной жене. В записях дневника 1909 г. от 16 и 19 августа описывается реакция Сергея на то письмо; сам В.И. надеялся, что его «протест будет полезен во время этого пароксизма самопревозношения». Сергей «сперва не то задумался, не то омрачился». Потом стал «серьезен и премил». Он «прекрасен, нежен, тих». И В.И. добавляет: — «Я его по-прежнему люблю». Это неожиданное «по-прежнему» весьма убедительно и характерно.

Разрыв В.И. с Маргаритой Волошиной, происшедший после смерти Лидии, был мучителен, хотя та вторая попытка «слияния трех жизней в одну» в свое время протекала сновидчески, без драм. Маргарита, проездом в Коктебель к «Максу», посетила Ивановых в Загорье и провела с ними день. В своей книге «Зеленая Змея» (Margarita Woloschin. «Die grüne Schlange» — «Lebenserinnerungen». Stuttgart. Deutsche Verlags-Anstalt. 1954) она говорит о том заезде в деревню: «Он (Вячеслав) был полон любви с отеческим оттенком, что мне было только приятно (...) И тот день у Ивановых был для меня счастливым сном.» А Максимилиан Волошин писал из Крыма в Загорье (почт. шт. 18.8.07): «Дорогой Вячеслав, вчера приехала в Коктебель Амори (так они звали

808

Маргариту. — О.Д.) радостная и счастливая после свидания с тобой и принесла с собой твое веянье и твои отблески, и мое сердце тоже с радостью устремлено к тебе теперь и благословляет то, что ты еси. Я жду тебя и Лидию в Коктебель. Мы должны прожить все вместе здесь на этой земле, где подобает жить поэтам, где есть настоящее солнце, настоящая нагая земля и настоящее одисеево море. Все что было неясного и смутного между мною и тобой я приписываю ни тебе и не себе, а Петербургу. Здесь я нашел свою древнюю ясность и все что есть между нами мне кажется просто и радостно. Я знаю, что ты мне друг и брат, и то, что мы оба любили Амори, нас радостно связало и сроднило и разъединить никогда не может. Только в Петербурге с его ненастоящими людьми и ненастоящей жизнью я мог так запутаться раньше. Я зову тебя не в гости, а в твой собственный дом, потому что он там, где Амори и потому что эти заливы принадлежат тебе по духу. На этой земле я хочу с тобой встретиться, чтобы здесь навсегда заклясть все темные призраки петербургской жизни...». А раньше в том же 1907 г. он писал: «Дорогой Вячеслав, эти дни были очень смутными днями и много писем к тебе и к Лидии было разорвано. Только сегодня, сейчас кончилось это наваждение и могу снова с полной верой как брат говорить тебе. Я снова верю, что мы можем и найдем те формы, ту истину общей любви, которая позволит нам всем жить вместе, верю в то, что мы — я и ты — преодолеем любовью к Амори те трепеты вражды, которые пробегают между нами невольно.

Я верю в то, что я, обрученный ей, и связанный с нею таинством, и принявший за нее ответственность перед ее матерью и отцом не предам ни ее, ни их, ни мою любовь к ней, ни ее любовь к тебе...»

Получив в Коктебеле известие о смерти Лидии, Маргарита хотела поехать к В.И., но по настоянию Анны Р. Минцловой не поехала. Зиму 1907-1908 г. Маргарита прожила в Риме, где по воспоминаниям и фотографиям она написала торжественный портрет Лидии в темно лиловом хитоне. Летом 1908 г. Марг. послала портрет этот В.И. в Крым, где он гостил у Герцык. В.И. полюбил этот портрет. Он никогда с ним не расставался. Маргарите он послал в сентябре 1908 г. в Лейпциг, где она слушала доклады Штейнера, письмо, первое после смерти Лидии, полное горячих благодарений и изыскано ласковых слов, но существенно холодное и на Вы. Он знал, что Маргарита переписывается с Минцловой, (жившей тогда у него на башне) и слишком интенсивно ждет свидания с ним. Маргарита обиделась, глубоко огорчилась, но все же в июне 1909 г. приехала в Петербург, (см. ее книгу, стр. 207 и 208). После ухода Лидии весь смысл прежних отношений для В.И. пропал, а Маргарита стала жить надеждой на новый образ их сближения. Это было естественно со стороны

809

женщины, но для В.И. совершенно невыносимо. Он требовал «установления братства», радовался, что между ними никогда не было физической связи, и прежние отношения их его ни к чему не обязывают. Он писал в дневнике 25 июня: «моя любовь была в ритме 3, не 2. К счастью брак не состоялся.» А она мечтала именно о браке и о том, что В.И. сумеет стать не только обручником. Столкновения начались сразу при ее появлении. Он старался «отпустить ее без обиды на тяжелое слово». Но все кончилось резким и мучительным разрывом, (см. записи дневника от 25 июня до 6 июля).

Конец лета Маргарита провела в имении своих родителей; с осени решила поселиться в Петербурге. Но она нашла Вячеслава «unzugänglich» (недоступным), поняла, что разрыв окончателен и уехала через несколько месяцев надолго к Р. Штейнеру. По-видимому издалека она нажаловалась Волошину на Вячеслава. И вот тут Максимилиан впервые серьезно рассердился и стал строго порицать своего «брата и друга», перед которым благоговел. В.И. получил от него письмо из Коктебеля, помеченное 17 мая 1910 г.:

«Благодарю за слова ко мне и обо мне. (Благодарность относится к рецензии В.И. на «Киммерийские Сумерки» Волошина в «Аполлоне» 1910, 7, — О.Д.) Любовь к тебе велика и не умрет. Но не судить тебя не могу. А судию во мне вызвал к сознанию и бытию ты сам. Я же перебороть его пока не могу. И он судит тебя гневно и негодуя. Ты сам знаешь. Твои слова обо мне справедливы: таинство жизни для меня закрыто — я его понимаю, и не умею жить.»

Вяч. И. Иванов. Собрание сочинений. Т.2. Брюссель, 1974, С. 808—810
© Vjatcheslav Ivanov Research Center in Rome, 2006