Вяч. Иванов. Собр. соч. Т.2. Прометей

Прометей, один из Титанов
Пандора
Фемида, богиня Земли и Правды, мать Прометея

Нерей, морской старец Нереиды, его дочери
Океаниды, прибрежные морские нимфы
Три Эриннии

Два гения, отроки с флейтами
Род людей, созданный Прометеем, — мужчины и женщины

Сцена поделена на три части. Орхестра выступает дугою вперед и замыкается сзади стеною скал, посреди которой открыто устье пространной и низкой подземной пещеры. В устьи — жертвенник, с приготовленными к возжению смолистыми ветвями; под сводами подземелья — пылающие горны. По обе стороны пещеры скалы образуют естественные циклопические лестницы уступов, ведущие на просцениум. Последний изображает долину, стесненную утесами, с мрачными воротами каменных теснин и сводами пещер, сообщающихся потайными ходами с подземною кузницею. Справа — многовековой сосновый бор; слева—голубеет днем промеж серых базальтов полоса моря. Прямо, за хаосом скал, — снеговерхие горы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Подземелье озарено горнами. Над ним темная ночь. Крупные звезды на небе. На темной орхестре хор Океанид. Прометей кует в подземельи. Слышны удары тяжелого молота по наковальне и шум морского прибоя.

ЯВЛЕНИЕ I

Греми по на̀ковальне! Заглушай
Океанид, мой молот! Гори, гори!
Пугай волчиц голодных: о̀крест рыщут
И хищными зрачками роют темь
Эриннии. Будь слеп, ковач, и глух!

Кует, но при возобновленном пении Океанид бросает молот и, зажегши у горна смолистый светоч, с ним в руке, удаляется из подземелья, чтобы подняться внутренним ходом на просцениум.

ЯВЛЕНИЕ II

Прометей, с горящим факелом в руке, появляется в одной из пещер просцениума. При выходе коршун слетает к нему на плечо. Три Эриннии окружают его, выступая из темноты. Они держат в руках плоские чаши и плещут из них на землю кровь.

поднося чашу коршуну, сидящему на плече Прометея

Что́ выковал твой молот?

Плуг и серп.

Плуг перекуй в мечи.

Есть и мечи.

Ковач, что ты куешь?

Свой плен. Молчи.

Вина — рожденье.

Грех — свершенье.

Зло — ущерб.

ЯВЛЕНИЕ III

приближается к краю просцениума, лаская рукою коршуна

Что мог я сделал. Бо́льшего не мог.

Не мог иного. Все промыслил сам
И предрешил... Довольно! Слышу... Полно,
Прочь, коршун! — Добрый молот мой, мой веский,
Мой ясный, заглушит твой хриплый спор,
И бури вой, и плач Океанид.

Прометей, сунув светоч в разселину скалы, садится на камень.

Товарищ-недруг, вожделенный враг!
Ты отлетел и роздых ковачу
Усталому на краткий срок дозволил.
Мой зоркий коршун! Если бы навек
Ты отлетел, опять мои персты
Твое обличье создали б из глины,
Мой дух бы вновь твой слепок оживил, —
Чтоб ты терзал, пытая, Прометея,
Судья и клеветник, палач и друг,
И миг свершенья отравлял укором,
И — неотступный овод в полдень белый —
Вперед бы гнал, без отдыха вперед
Едва достигшего на подвиг новый...
Так, ковача кует твой молот-клюв,
И тварь творца творит— непримиримым!

ЯВЛЕНИЕ IV

Встает и, вознося светоч, озаряет им орхестру, на которой выделяются из отступившего в тень хора три Океаниды.

Мой горький отдых с вами разделить
Иду, мятежницы Океаниды,
Родимой, древней вопленицы воли,
Неистовые Ночи плачей!
Явитесь мне с глубоким пеньем сестры!

О Прометей! Что мог, соделал ты.
Возможное свершил ты, Прометей!

Тому, кто превозмог, — ты мог» — укор.

Когда б, умыслив невозможный умысл,
Погибнуть мог бессмертный Прометей!

Бессмертен я: со мной бессмертен умысл
Того, что невозможным ты зовешь.

О Прометей! Возможное творя,
Ты невозможному творил измену.

Людей я сотворил, каких соделать,
Вотще пытаясь, боги не могли.

Себя в подобьи смертном вы творили.

Себя творить могущих сотворил я.
Что я возмог, возможет человек.

Возможное возможет человек.

Я им затмил прозренье зол грядущих,
Вселил в их сердце льстивые надежды;
Я вам, печальницы о невозможном,
Союзников слепых слепил из глины.

Из глины ты слепил их, Прометей.

Сама в перстах моих слагалась глина
В обличья стройные моих детей,
Когда сошел я в пахнущие гарью
Удолия, где прах Титанов тлел,
Младенца Диониса растерзавших
И в плоть свою приявших плоть его.
Еще незримый теплился огонь
Божественным причастьем Геи темной
В пласту земном, покрывшем кости сильных,
Убитых местью Зевсова орла.
Моих перстов ждала живая персть,
Чтоб разрешить богоподобных плен

И свету дня вернуть огонь Младенца.
Я был творцом их, если тот творец,
Чье имя меж богов — Освободитель.

Творец—нам пели Мойры—душ вожатый
Из мрака в сумрак, из плененья в плен.

Из мрака в сумрак, из подземья — к свету!

В плен из плененья, из тюрьмы в затвор —
Нам пели Мойры — водит дух, блуждая.
Уз разрешитель — ковщик новых уз.

Я цепи душ перековал, и тоньше,
И расторжимей их одержат цепи.

Ты дал огонь им — скрепы заклепать.
Прочней твоих они скуют оковы,
Насколько горн тысячегрудый жарче
И тяжелей удар тысячерукий.

Я дал огонь им — в цепи заковать
Цепей предмирных ковача, Кронида.

О Прометей! Предугадал Кронид,
Что на себя и на тебя оковы,
Гефэстовых надежнее, скуют
С тобою в лад подъемлющие молот.
Вестям внемли: не гневается Зевс
За дар, тобой похищенный от молний;
Но, в сердце самовластном затая
Глухую зависть, радуется всходам
Грядущих рабств на ниве Прометея
И новою державой веселится.

Про то нам пели сестры Нереиды.

Они в безбрежных далях зыбкой соли
Безоблачного Зевса видят лик
И, отразив, согласные, светлеют.

И в этот час мы слышим голос дев.
Все ближе по волнам отзвучным песнь...
Они поют: не самого ли старца
Седых пучин, Нерея, хор ведет?

Мы выи не клоним
Под иго Атланта,
Но мятежимся нивами змей;
И ропщем, и стонем
В берегах адаманта,
Прометей!

При последних отзвуках этой строфы хор, отхлынув с середины орхестры двумя сонмами к основаниям просцениума, располагается на нижних уступах, погружаясь в глубокую дремоту.

ЯВЛЕНИЕ V

Когда б первины моего творенья
Не опалил ревнивою грозой
Надменных стародавний истребитель,
Когда бы ныне вольных пощадил, —
В моей руке залог судьбины дальней:
Мой темный сев дремучим встанет лесом
Дубов нагорных, голосом Земли
И преисподней Правды. Так да будет!...
А ныне жертв захочет он за милость
И даней благодарственных за мир:
И мы дадим ему личины жертв
И мороки обманчивого дыма —
И станем зверя впроголодь кормить!
Он будет лют: мы яростью ответим.
Как мудрый воспитатель, приучать
К борьбе вседневной должен я детей.
Не мир мне надобен, а семя распри.
Молчание! О всем промыслил я.

ЯВЛЕНИЕ VI

Полоса моря вдали и орхестра озаряются нежным серебристоголубым мерцанием. На орхестру выступает хор Нереид двумя полухориями, последовательно проходящими мимо Прометея из левого входа на орхестру в выход направо. Между обоими полухориями движется морская колесница Нерея, влекомая дельфинами и тритонами

Мы — светлые девы далеких пучин,
Зеркальность зыбей и затишье глубин.
Нам любо, купаясь в безбрежной купели,
Резвиться, мутиться в божественном хмеле.

Взыграйте же с нами в родной колыбели,
Вы, сонмы мятежных прибрежных сестер!
Мы волны подымем, и волны раскатим,
И вольный простор
Широкою, черною бурей охватим:
Лазурью покорной уляжется спор.
И вновь нам угодно,
Поникнув свободно,
Глубин голубиных отсвечивать взор.

О Титан-Прометей! Ты похитил огонь
Из небесной неволи;
Но не будет погонь, — возвещает Нерей,
Царь божественной соли.
Ты ж, владыка огня, слушай старца меня,
Тайновидца судьбины!
Лжет, кто скажет: «могу быть неправ ко врагу».
Огневые первины
Присудила Крониду на вечных весах
Золотая Фемида.
И глубины мои чтут богов в небесах,
И пучины — Кронида.

Как ворог немилый,
Гонит в простор...
Иль, нежась, мы в гранях еще не родились?
Мы в бранях, мятежась, о берег не бились,
Как дев побережных безрадостный хор.

С уходом Нерея и Нереид потухает серебристое озарение.

ЯВЛЕНИЕ VII

Родимая Фемида! Не напрасно
Ты жертвы повелела и покорность.
Врагу покорен буду и первины
Огня земного небу вознесу.
Но не по сердцу твоему завет
Исполнит сын, и не по воле вашей,
Океаниды! Одинок мой замысл...
Творец — один.

За ним стоит Судьба.

Рабыня — за владыкой.

Мстит раба.

Мне спорить недосуг.

Теши гроба!

Сынам, — отец, — гроба...

ЯВЛЕНИЕ VIII

Пусть будет так!...
И ты, мой коршун, хочешь прекословить?
Мне недосуг страдать!... Звени, топор!
Бор, застони, и заглуши их спор!

Вставив светоч в щель утеса, приготовляется рубить деревья.

Склоняйся, гордый! Уступай, упрямец!
Обманом, прямодушный, утверждай
Добытое высоким дерзновеньем!
Прикинься робким, смелый! Царь, торгуйся!
Сын Правды, лги! Бог, жречествуй богам!

Как с тихим стоном древняя Дриада
В стволах священных сосен умирает!
Поет железо, — наклоняйтесь, жертвы,
И, вдруг затрепетав, валитесь наземь,
Подруги туч! Есть жизни драгоценней
Древесных душ, и есть венцы превыше
Вершин зеленых: всем одна судьба...
Но грянутся на темный дол дубы,
Мной насажденные, не с кротким вздохом,
Как, вы, — о, нет! с проклятьем вековечным
Их насадившему на срывах бездн!...
Дан сев — любви, а ненависти — жатва;
И много возлюбивший ненавидим
Седмижды столько будет. Немесида
Мстит за любовь великую. «Надменье —
Любовь, и богоборство», пела мать.

ЯВЛЕНИЕ IX

Из-за скалы выходит Автодик и спускает стрелу в Прометея. Стрела пролетает мимо.

Меня нарек ты Автодиком.

Что ты умыслил?

Уложить тебя
Моей стрелой, как льва пустынь иль парда.

Безумец, знай: ни Зевс, ни Рок убить
Бессмертного Титана не возмогут.

Кто ты? Другой ли Зевс?

Я — Прометей.

Ты звал себя отцом и братом смертных.

Как я, ты — бог; как ты, я — человек...
Но тяготеет надо мной бессмертье.
Я стал и совершился. Ты же — будешь.
А ныне — только семя. Чтоб истлеть,
Посеян ты на ниву Геи темной.

А сеял — ты. Внемли же человеку:
Офельта я любил.

Офельт мой — умер.
И ты не знал, что глина глиной станет?

Был юный лев его добычей. Пасть
Он зверю раздирал, изнемогая
В борьбе. На зов к нему я приспешал.
Откуда ни возьмись, внезапно львица
На брата прянула. И в тот же миг
Моя стрела вонзилась рыжей в глаз.
Она издохла. Лев же растерзать
Офельту грудь успел, пред тем как сам,
Моим копьем проколот, пал. Три тела

На месте тлеют. И троих клюют,
Слетая с клектом, хищники степные.
Тебе отмстить за брата мне велела
Святая Правда. Ибо ты — отец.

О, Автодик! Вот путеводный свет.
Отважься с ним в те мрачные врата.
Выводит скоро тесное ущелье
На перепутье горных трех дорог.
Великий ужас светоч озарит
Перед тобой на оном перепутьи.
Ты на плечи возложишь, что найдешь.
Тогда вернись ко мне — творить свой суд.

Древний Ха́ос в темнице — святей!...
Слышишь черные зовы,
Прометей?...

ЯВЛЕНИЕ X

О древний Ха̀ос! Я твои оковы
Понес, — но вывел из тюрьмы детей.

Что медлят огненосцы? Уж Ор́ион,
Преследуя Плеяд, уходит с неба.
Я жду: каких сподвижников мне даст
Полнощных игрищ пламенное действо?

Продолжает валить деревья и прислушивается.

Бегущих топот далеко по дебрям
Колеблет долы. Светочи в ночи
Впервые славят огненное действо,
Уставленное мной, дабы преемством
Священной ревности из рода в род
Святили люди дар, что я похитил

С расколотых перунами небес...
Они бегут, избранники огня;
И мне покажет этот час наставший,
Кто жертвеннее всех, кто всех ревнивей
В семье людей мой ярый дар лелеет, —
С тех пор как он угас, алтарь мой чистый,
Моя надежда мира, мой Архѐмор,
Сосуд невинный молний на земле,
Возникший под моей рукой творящей
Страдальный облик вечного Младенца, —
С тех пор как он от братней пал руки.

Уж светоч победителя стремится,
Как быстрый метеор, и рдяным оком
Пылает за ресницами дерев.
Кто будет он?... Не все-ль промыслил я?...
Кто будет он?... О, мать, святая Правда!
Три светоча вослед... Вдали —другие...
Три мрачных светоча Эринний ловчих!...
Архат бежит! Архат, убийца, — первый!
Эриннии — сподвижницы твои,
О Прометей, с убийцею победным!
Они твоих преемственных святынь
Передадут векам возженный пламень!...
Волчицы, прочь!... Настигла и коснулась
Горящей головней его главы...
Архат! Архат!

ЯВЛЕНИЕ XI

Архат выбегает из дебрей, останавливается на мгновение перед Прометеем, высоко подняв факел, который тот выхватывает из его рук, — и, задохнувшись от быстрого бега, падает мертвым. За ним Эриннии. Над ним Прометей простирает светоч.

Не все ли предрешил
Промыслив, ты?

Умыслил — и свершил,

Один ты сотворял и сокрушил
Архѐмора...

Убийцу увенчай!

Себя в нем обличай!

Свой суд кончай!

ТРИ ЭРИННИИ

Убийца — ты...

ЯВЛЕНИЕ XII

Меж тем из дебрей, один за другим, выбегают, запыхавшись от бега, с высоко поднятыми пламенниками, — Пирр, Флогий, Дадух, Никтелий, Астрапей, Керавн и Аргест.

Вам, верные, хвала!...
Тебе ж, о победитель бездыханный,
Донесший первым к очагу огня
Заветный светоч, от него зажженный, —
Тебе в веках венец! Мой первый праздник
Высокою ты жертвой освятил:
Ты рвеньем истощил дыханье жизни
И — света вестник ранний — в я ром беге
Сам светочем ты вспыхнул и сгорел!...
Второй венец, о Пирр неукротимый,
Тебе! Ты третьим славен, пылкий Флогий!
Четвертым ты, надежный мой Дадух!
Никтелий темный — пятый в увенча́нных!
Ты, Астрапей слепительный, — шестой!
Венец седьмой тебе, Керавн могучий!
Первовенчанный круг моих любимцев
Ты замыкаешь, быстрый дух, Аргест,
Позднее всех к ристалищу пришедший
Схватить свой светоч — и настигший всех!
Вам, юноши, хвала! Вы — первый всход
Священного любви моей посева.

Огонь дыханья нашего — тебе!

ЯВЛЕНИЕ XIII

Прометей, преднося светоч Архата, ведет юношей пещерным ходом вниз, в подземелье, где они окружают приготовленный жертвенник.

Огнем владели боги. Я принес
Перун земле. Из рук моих прияли
Вы светоч первый. Достояньем вашим
Стал Прометеев дар. Мой дар отныне
Пусть не наследьем, но своей добычей
Души высокой доблесть именует.
Вот вам очаг. Хранилищем огня
Из рода в род сей жертвенник пребудет.
Не я зажгу его: моей рукой
Пусть пламенник победный человека
Его зажжет... — Архата светоч хищный! —
За ним другие.

Поджигает факелом Архата смолистые ветви на жертвеннике, за ним —остальные, своими факелами.

Юноши! Невеста—
Святой огонь: лелейте же его,
Придверники невестина чертога!
Придет жених и нас освободит.

ЯВЛЕНИЕ XIV

С пламенниками в руках все возвращаются внутренним ходом на просцениум, окружая тело Архата.

Здесь встанем в круг и светочи подымем —
В привет светилам!...

Встань, Архат!

Ты слышишь?

Не внемлет и не дышит...

Зубы скалит,
Как вепрь, убитый палицей...

Архат не оживет средь нас, о други!
Глядите: к нам приходит новый гость...

ЯВЛЕНИЕ XV

Автодик появляется, неся на плечах труп Архемора.

Архѐмора прекрасного расцвет
Узна́ете ль в страдальном искаженьи?...
Убит Архѐмор. Мертв Архат, убийца.

О, твой ли этот лик, Архѐмор? Горе!

Кто исказил тебя? Кто эти язвы
Вжег в тело белое?

Кто черной кровью
Твой бледный, кроткий образ запятнал?

И чья рука остановила очи?

И в персях сердце? Горе! ты убит.

Архат — убийца?

Встань, Архат!... Не дышит,
И в напряженьи судорожном мышцы
Холодные коснеют...

Смерть меж нами!

Убит убийца.

О, Архат! Архѐмор!

Внемлите! Рок велел, чтобы того,
Чей пламенник победный освятит
На все века очаг моей святыни,
Я ныне обличителем предстал.
Свершилось несказанное деянье,
И первым пал меж нас Архѐмор милый,
Сраженный брата гибельной рукой.
Начатком преступленья стал Архат:
Им осквернил он девственную новь
Земли родимой, кровью напитал
Пречистый пламень. Так Судьба судила,
И соучастье первой этой крови
На нас виной отныне тяготеет.
Приревновал Архат, затем, что первый
Из рук моих Архемор восприял
Небесный дар, узнав издалека
Блеск вожделенный и крылатым бегом
Недоумелых братьев упредив.
Он всех святей лелеял молний семя;
Но равным рвеньем пламенел Архат.
На перепутьи трех дорог алтарь
Воздвиг Архемор, и на нем питал
Живой перун душистыми смола̀ми
И пением невинным славословил.
Архат пришел и головней горящей
В костер поверг Архѐмора, примолвив:
«Спасет ли бог тебя, кому ты служишь?
Ты пел его, — познай его любовь!
Так будет с тем, кто своего ж оружья
Оруженосец станет, не владыка»...
И чистого Архѐмора убил.

Архат был прав.

Огонь Архатов, сгинь!

Вождь, угаси Архата свет кровавый!

Молчите, дети! Кто меня поставил,
Кто вас поставил судьями над ним?
Пусть боги судят и святая Правда:
Те — своенравно; эта — по уставу
Предвечных, неисповедимых прав.
Меж нами да не будет судии,
Ни осужденного! Всё сам рассудит
Огонь меж нами. Кто его питать
И множить разумеет, прав да будет.
А прочее — пусть ведает Судьба.

Ты прав, освободитель! Пусть Архата
Нам светит светоч.

Все горят за всех.

Но смерть привел Архат, и стал Архемор
Вождем живых в подземную обитель.
Уже настигнут роком третий брат:
Растерзан львами, тлеет он далече.

О вождь! Мы все ль умрем?

Все ль, Прометей?

Бессмертен нас творивший Прометей.

Фаланге жребий пал — костьми полечь
На бранном поле; сиротство вождю

И долгий плен. Но вкупе нам — победа.
О, не пытайте, дети, что таит
День нерожденный! Что наткали Мойры,
Исполнится. Но им дана основа:
Уток возьмите, — воля духа станет.
Вам умереть удел — и встать, как я...
А ныне надлежит нам проводить
Торжественным напутствием печали
Тех, кто предтечи вам в пути последнем.
Аид зияет. Ждут два тела тризн.

Мое да будет третьим. За Офельта
На тризне Прометеевой — мой труп.
Ты, не спросясь, творил меня на гибель.
Гляди ж: я умираю, мой отец!...
Офельт, к тебе иду! Иду, Офельт!

ЯВЛЕНИЕ XVI

Свой суд он сотворил над сотворившим
Такими вас, какими вы могли
Возникнуть под творящими перстами.
Себя ковать могущих я сковал;
Себя творить свободных сотворил я.
Что мог, я сделал; и не мог иного...
Тебе ж хвала, любви великий гнев!

Хвала, освободитель, промыслитель!

Клянитесь же причастием вины,
Клянитесь мне над этими телами
Глубокой смерти круговою чашей,
Огнем клянитесь, доблестных добычей:
Свободными пребыть и неизбежной
Лишь волю духа в вас именовать!

Тебе клянутся в нас огонь и кровь.

Вы поклялись. Ответствуй же: свободный
Покорствует кому?

Тому, кто в нем
Он сам, — ты наставлял.

Ему, о дети,
Покорствуйте! Бессмертному в себе!
Тому же, чье веселье — приношений
Живая кровь и тук, нести ли дань?

Нет, вождь! Нам Зевса жертвами не чтить.

Его ль орла почесть нам неизбежным?

Нет, волю в нас, бессмертный наш перун.

Но если Зевс с людьми согласья хочет
И за первины жертвенного дыма
Благоволенье тучное сулит,
Не побегут ли за рукой дарящей
Слабейшие из братьев — искупить
Обилье мира легкою неволей
И щедрость туч покорностью молитв?

Невольников размечем алтари.

И к вольности насилием принудим?
Нет, Флогий! В духе вольность, и неволя
Не в имени раба.

О, Прометей!
Пусть рабствует, кто раб. Мы ж отойдем
От жертвенников прочь.

Нет, мы воздвигнем
Из этих сосен жертвенник высокий;
Я сам зажгу священный пламень, жрец.

Ты ль изменяешь клятве, Прометей?

О, Пирр! Не дань от подданных владыке
Я вознесу на рдяном алтаре;
Но приглашу на праздничный наш пир
К общению огня и пищи Зевса,
В забвение неправды и обиды
И в единенье всех о Том Едином,
Чей пламень в небожителях и в нас.

Не будет Зевс твоей утешен жертвой.

Не мир мне надобен, но семя распри.
Довольны братья будут. Я творил
Вас, первенцы, и нет средь вас раба;
И будет рабство, но раба не будет.
Своим страстям и вожделеньям низким
Вам рабствовать дано; но, как челом,
Подъятым к небу, ты не в силах долу
Поникнуть, человек, уподобляясь
Четвероногим, — так не в силах ты
Забыть в тебе зачатую свободу.
Ты жертвы хочешь возносить богам,
Но не иные жертвы, чем моя.
Не раболепствовать, но приобщаться
Старейшим в небесах, и в них Тому,
Кто Сам в богах и Сам в тебе, свободном, —
Такие жертвы учредить промыслил
В отраду людям, в исполненье правды,
И в испытанье вольным, и в соблазн
И гнев Крониду Прометей.

Хвала
Священнику неведомого Бога!

Готовьтесь же со мною быть заутра
Для принесенья первой нашей жертвы;
А ныне тризну справим по троих.
В безмолвии, о братья, свяжем часть
Священных этих сосен в крепкий плот
И спустим смольный в соль священной влаги;
А в спутники дадим пловцам их светоч.
Так будут плавать по̀ морю живые
Из края в край: начаток мореходства
Пловцы да будут первые к теням...
Путь добрый вам, вожатые пловцы,
Вам, первенцы губительной свободы!
Примите их, Океаниды! Вещим
Рыданием оплачьте дерзновенных!
Они свободны были... Добрый путь!

ЯВЛЕНИЕ XVII

Меж тем как юноши вяжут плоты и водружают на них горящие мачты, Океаниды пробуждаются и наполняют орхестру, простирая руки к просцениуму.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Верхнюю часть сцены — просцениум — закутали тонкие облака, просвеченные золотистым послеполуденным светом. По уступам скал, ведущих с просцениума к орхестре, разбросаны пуки и колчаны. В глубине подземелья, открывающегося на орхестру, тускло рдеют горны, а спереди пылает на жертвеннике огонь.

ЯВЛЕНИЕ I

Прометей медленно сходит по уступам скал с просцениума к подземелью.

Какая ясность и покой с утра
В эфире, на горах, в лесах и долах,
И на́ море! Я в полдень тук зажег:
Его застлал тончайший светлый облак;
Потом сгустился, выпрямился, стал
Столбом, подобным улью зыбких молний,
И так стоит доселе, — пировальный
Заоблачных гостей моих шатер.
И каждый обманулся бы затишьем
И о вселенском мире возмечтал, —
Когда горит война со всеми всех:
Земли с богами, и богов с людьми,
Чад с матерью, со мною ж, одиноким,
Богов и смертных, и самой Земли.
Но все безмолвствует. В лазурном небе
И коршун мой пропал, как медный диск,
Закинутый к Олимпу великаном.
Немеет все: когда бы все кричало!
Но этой тишины не заглушит
И молот мой!... Я сеятелей вижу,
Сюда идущих по браздам своим.
Им задан сев, а мне приспела жатва.
Вот их колчаны, луки по скалам
Раскиданы. Я стрелы отравил им.
О, сколько вас, пернатых, обогнув
Дугою цель, вонзится в грудь стрелков!...
Все знаю. Что же медлю? Час не ждет.
Еще им нужно утвари немало.

Есть плуг и серп, и меч, и цепи есть;
Игралища пусть выкуют другие.
Я ж, уходя, оставлю в подземельи
Отвесы, угломеры, да прави́ла,
Да две колонны крепких: без меня
Им строить, сирым, тайный лабиринт.

ЯВЛЕНИЕ II

Прометей входит в подземелье и принимается за ковку, часто прерываемую в утомлении.

Поистине, земное тяготеет
Ко сну земли; но бодрствует огонь.
Я дал им жизнь; но первенцам моим
Не в радость жизнь. И в ней клянут неволю
Не потому, что ведают и любят
Свободное, иное бытие,
А потому, что быть их приневолил
В дрему запавший бдительный огонь.
Избранников немного: в них живей,
Богаче пламенеющая жила;
Им жизнь мила, и ненавистна смерть...
Но бо́льшого не мог соделать я:
Что́ мог, соделал, — и ко благу все!...
Приманками любезна станет жизнь
И прелестью мечтательной и лживой.
Когда по краю будет ослащен
Сосуд, что́ я поднес им, желчи полный, —
И желчь полюбят, и привыкнут жить,
Из рода в роды тщась и соревнуя
Игралища творить, утехи множить.
Измыслят грады зиждить, торговать,
Воинствовать, художествовать, числить,
И рабствовать, и властвовать — затем,
Чтоб в шуме дней, в заботах, в сладострастьи,
В мечтах — забыть о воле бытия
Прямой и цельной. А дикарь в пустыне
Бродить, понурый, будет... Так! Что мог,
Всё сделал я. Идут другие силы
И довершат по-своему мое.

Утверждает с трудом перед жертвенником две тяжелые питые колонны и чертит на них знаки. Потом опять берет в руки молот, но через мгновение опускается на камень.

Устал ковач. И млат скользит из рук...
Довольно! Адамантового кова
Векам не расклепать. Окончен труд...
Душа — что склеп глухой. Большое сердце
Как чаша горечи... Дрема долит.

ЯВЛЕНИЕ III

Огонь но жертвеннике падает. Невидимая Прометею, из-под земли в пещерных сумерках подымается, вся закутанная в черно-синие складки одежд, богиня Фемида. Она садится по правую сторону от жертвенника. Прометей, в полудремоте, встает С камня, шатается и ложится наземь, бессознательно склоняя голову на колени матери, которая простирает над ним руки.

Спи, Прометей! Пред казнью долговечной
Крепительный и легкий сон вдохни!
Его лелеять буду я сама.
Тысячелетья не сомкнешь ты вежд,
Страдалец-сын! Усни ж пред долгим бденьем.

ЯВЛЕНИЕ IV

Молчание. В глубине подземелья, из одного из сводчатых переходов, появляется Пандора, ведомая в узах двумя темными демонами — Кратосом и Биею. Она останавливается в отдалении, вместе со своими стражами, невидимая Фемиде.

Пандора, милая! О чем ты плачешь?
Душа души моей, сбрось эти цепи!
Приди ко мне! Я немощен их снять.
Ведь я сильней себя, и ток сковал их,
Что раздробился молот мой о звенья.

Спи, Прометей! Раскована Пандора.
К тебе идет.

Не узнает меня...
Пандора, без тебя моя душа
Смертельною тоской затосковала.
Склонись ко мне! Дохни в меня собой!
Мне помнится: мы прежде вместе были...
И ты — близка... А мы — разлучены!

Раскована Пандора. Жениху
Объятья простирает... Но жених —
Не ты, не ты!... Растет младенец, древле
Замученный... Стал юношей... Его
Она желает... Он ее возьмет,
Когда тебя освободит... А ты —
Ее отверг. Зане она — ты сам.

В объятия мои приди, Пандора,
Сестра моя! Зачем, как легкий облак, —
Лишь руки я простер, — бежишь и таешь,
И грустно так главою помаваешь
Издалека?... Пандора, ты жива ль?

Пандора отделяется, как призрак, от своих сторожей и из оков, на ней лежащих, сохраняя на себе лишь цепи, которыми скованы её ноги, сомнамбулически приближается сзади к Прометею, напечатлевает на его устах долгий поцелуй и, опять отступив к стражам, уводится ими, отягощенная оковами, в противоположный проход пещеры.

ЯВЛЕНИЕ V

Сто ярых стрел вонзаются в меня!
За ними — горе! — семь любовных копий
Мне грудь больней пронзают. Пощадите,
Святые копья!... О, почто сама
Обречено я быть Судьбою, боги!

в бреду, приподымаясь и, ища, как вырваться из лежащих на его руках рук матери, — в позе прикованного

Прочь хищники-орлы! Она — моя!...
Терзайте грудь мне: ведь она отныне
В моей груди... Ужасны когти молний!
Истерзан я... Но все ж она — моя!
Не вам исторгнуть жизнь из этой груди...

Огонь на жертвеннике едва теплится. Фемида простирает руки над Прометеем. Он склоняет в изнеможении голову на её колени.

Спи, Прометей, пред долгим, долгим бденьем!

Подземная пещера затворяется и становится неразличимою среди скал.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Орхестра, которая изображает в этой части действа вспаханное поле, наполняется сеятелями. Мужчины собираются на правой, женщины — на левой ее стороне. Но во время сеяния оба хора, мужской и женский, проходя вдоль нивы по бороздам, меняются местами и смешиваются, чтобы опять разделиться при остановках.

ЯВЛЕНИЕ I

ЯВЛЕНИЕ II

Облака, закрывающие просцениум, редеют и расходятся. Только над алтарем, у переднего края просцениума, стоит неподвижно столпообразное облако. Долина и главы гор озарены вечерними лучами. От алтаря, одетого облаком, стелются по земле железные цепи. Вокруг, с копьями в руках, стоят на страже Пирр, Флогий, Дадух, Никтелий, Астрапей, Керавн и Аргест. По уступам скал, ведущих с просцениума к орхестре, остаются разбросанными луки и колчаны. Толпа приближается ко всходам на просцениум и занимает уступы скал, подбирая оставленное на камнях оружие : мужчины — справа, женщины — слева.

Что там за облако?
— Спустилась туча.
— В ней молнии, как стая птиц в сети.

То жертвенный огонь на алтаре.
— Дневная жертва не угасла.
— Боги
В том облаке: безмолвствуйте!

Что боги ?
Есть в небе Зевс: ревнует он к огню.

Да Правда есть внизу и Мать-Земля.

Благоговейно стойте! Разуметь
Еще ль вы не привыкли Прометея?
Гостины — жертва, и старейшим честь.

Луной и солнцем, тишиной и бурей,
И засухой, и ливнем правят боги,
Старейшие. Их звали мы на пир.

И, к дружбе преклонив, справляем мир.

К огню ревнуя, злобствует Кронид.

Кронида гнев остыл: хотел он дара.

Звал Прометей старейшего, Кронида,
На общую молитву, общий дар
Тому, Кто в них, неведомый, и в нас,
Свободных и бессмертных, как они.

Тому, Кого зовет учитель: Сам.

Не все ль поведал вам освободитель
Пред тем, как вы его, избрав, послали
Верховным возжигателем даров?
И ныне гости в облаке над жертвой.

Добро замыслил Прометей. Потребны
И дождь во благовременье, и вёдро
На наш посев.

Изведаете вскоре,
Как милует старейший, Зевс, друзей.

Не Зевсу верим, — Матери-Земле.

Да не щедра и мать. Как Зевс, она
Свое лицо таит: он — за лазурной
И радостной завесою; она ж —
За диким и печальным покрывалом
Волчцов и терний, иль за бором темным.
И не она ль обильнее, чем нас,
Зверей лесных, нам ворогов, питает?

Кто из ничтожества нас вывел?
—Кто
К земной страде принудил?
— Прометей!
— Единый он.
— От нас чего ж он хочет?

Борьбы, о братья! Одолеть богов!

— И сам же нас к содружеству и миру
С владыками небес насильно нудит?
— Им тук принес, а мясо поделил
Избранникам своим.
— И с ними править
Над нами хочет.
— Кто богов кормил
И с ними ел, тот с ними воцарится
Над пасынками.
— Будут царевать
Над нами Прометеевы любимцы
И сам Титан с пустой горы небес.
— Нас обманул, солгал нам Прометей!
— Где Прометей?
— Куда от нас сокрылся?
— Кует ковач.
— Он выковал топор
И плуги нам.

— Он роздал нам серпы.
— Мечей нам и щитов! Пришла пора.
— Он не кует: он в облаке с богами.
— Смотрите, братья, что у алтаря
Ковач подбросил! Цепи...
— Цепи! — Цепи!
— Нам изменил, нас предал Прометей.
— Долой алтарь!
— Спугнем гостей крылатых!
— Владык прогоним!
— Свергнем алтари!

Всеобщее смятение. Мужчины и женщины нацеливаются из луков и стреляют в облако, заволакивающее алтарь: другие, в исступлении, пускают стрелы вверх, в небо. Семь стражников бросаются вперед, выставив копья. Удар грома и внезапная тьма заставляют толпу отшатнуться и отступить к орхестре.

ЯВЛЕНИЕ III

Через мгновение облако над алтарем расходится : повитый радугами, разоблачается в ярком вечернем озарении большой алтарь. По сторонам алтаря, в темных коронах, сидят Кратос и Бия, сумрачные и грозные исполины. Они держат цепи, обвивающие тело прекрасной, с оковами на ногах, женщины в пестроцветных роскошных одеждах и цветах, стоящей на алтаре. Подле нее, нагие, два отрока, с флейтами в руках, держат поставленный им на плечи, изукрашенный золотой ковчег.

Пандора, улыбаясь, бросает в толпу розы и весенние венки, груды которых покрывают алтарь и ковчег. Розы сыплются и сверху на орхестру. Толпа, вначале испуганная, восхищенно подбирает цветы; многие увенчиваются розами.

одною рукою, как бы заграждая, сидящих подле алтаря царя и царицу, другою прикрывая лицо в знак печали

певучие ответы которой отроки сопровождают мелодиею флейт

Мы умрем? — Давно пора!

с ритмическими движениями стана и рук, при сопровождении фпейт : — танец в цепях

Ритмические движения Пандоры повторяются толпою : некоторые из мужчин и из женщин заводят между собою робкие хороводы.

Пандора открывает, при звуке флейт, ковчег и, произнося дальнейшие заклинания. раскидывает пурпурные и иных цветов тонкотканые одежды, разнообразные драгоценные уборы — ожерелья, запястья, венцы, всякое узорочье и многие другие волшебные дары. Toлna с жадностью украшается. Флейты ведут за собою издалека доносящуюся многострунную музыку.

Она бросает на орхестру пригоршнями золотые кольца. Музыка звучит полнее пленительнее.

Toлna бегает, играючи, в резвом танце, и ловит на пальцы падающие кольца.

Каждый перстень ищет перстня другого,
С ним единой судьбиной заклятого.
Каждый перстень обручает и вяжет,
И томит, и влечет, куда — не скажет.
И когда приведет, куда захочет,
Сам не объявит, сердце запророчит,
Запророчит сердце, и вдруг вспомянешь,
С кем в разлуке сиротеешь и вянешь,
По ком уныл и без кого недужен,
Кто единый на жизнь и на смерть нужен.
За дождем живым бегите,
Дождь червонный вы ловите
На персты!
Эти блестки дождевые —
Не просты:
Эти кольца роковые
Разделят вас
И сдвоят вас —
На четы.

Многие из играющих, поймав кольца, задумываются, отходят в сторону и сомнамбулически направляются к другим, которые кажутся в свою очередь ищущими. Образуются многие пары, — одни смущенные, другие счастливые.

ЯВЛЕНИЕ IV

Что ж, копьеносцев семеро, одни

В раздумьи вы, прекрасные, стоите
И радостных не ловите колец?
С меня вы глаз не сводите, как будто
Кольцо такое каждому досталось,
Которому ответствует мое?...
Коль так хотите, юноши, — приблизьтесь,
Возьмите семь колец с руки моей.
Пусть семеро мне обрученных будет
В излюбленной дружине Прометея,
Спасителей и мстителей моих!

Семь юношей подходят к алтарю и простирают за кольцами — не руки, но острия своих копий. На каждое острие Пандора, улыбаясь, надевает по кольцу.

Пандора, помни: с острых этих копий
Заветные спадут не прежде кольца,
Чем острия, все семь, — любви и мести, —
Освободят, невольница, тебя.

Суд мести — рок любви. И месть — любовь.

Загадочных речей иль умолчаний —
Довольно! Пусть любимцы Прометея,
Как видим, приглянулись и тебе:
Но лишь опасность верного являет.
Кто заковал тебя, в неволе держит,
У нас кто отымает, — нам скажи!
Все, как единый человек, мы встанем
На ратоборство за царицу нашу.
Ее рабой нам видеть не угодно,
И месть любви избранье утвердит.

Скажи, Пандора, кто тебя связал!

О, братья, сестры! Ведали бы вы,
Какую казнь любовь мне ускоряет,
Какую муку близит нетерпенье
Узнать, кто я и кто мучитель мой, —

Вы мне сказали б: «Утаи, Пандора,
Свой род и рок! Останься так, в цепях,
Продли свой плен, рабынею помедли!...»
Но медлить уж нельзя. С угрюмой тайны
Сорвать должна я радуг пояса
И светлые покровы распустить...
Ужасное услышите. Надейтесь
И в гибели самой! Последний дар мой
Вливаю в сердце вам: мою Надежду!
Не ту, что дал вам Прометей: она —
Что марево пустынь. Мою Надежду
Не путеводным назовешь обманом,
Но ласковой свирельностью мгновенья.
Чарует дева: «Тут остановись!
Искомое, желанное, родное —
Тут ждет тебя. Постой, мимоидущий!»...
А ныне покрывало развеваю.
Глядите: вот я — сирая вдова!

ЯВЛЕНИЕ V

Пандора срывает с себя яркие одежды и остается в пепельного цвета власянице Бледное лицо ее, оттененное оставшимися кое-где в рассыпавшихся волосах темными розами, кажется исступленно-прекрасным. Флейты заводят печальную мелодию.

ЯВЛЕНИЕ VI

Пандора садится на алтарь, с выражением и знаками глубокого горя. Следуя ее молчаливому приглашению, толпа, скинув яркие полотнища, убранства и венки, садится поодаль от алтаря и по уступам скал, в скорбном молчании. Флейты играют заунывную, жалобную песнь. Смеркается. Отроки с ковчегом исчезают, но тихие отзвуки унылого напева еще долго слышны.

Пандора, выходя из глубокого уныния, повелевает знаком внимание. Толпа жадно прислушивается.

тихим, свирельным голосом сказочницы, всецело погруженной в созерцание своей сказки

Не знаю, братья, сестры, — юным вам
И новозданным на лице земли,
Известен ли ваш в небе род и семя
В земле сырой. Сказал ли вам ваятель,
Откуда взял он вашу плоть, откуда
Огонь, — не тот, похищенный, что светит
Очам во тьме и плавит медь, — но лучший,
Пылающий в груди, кующий в сердце,
В очах светящий солнцем, солнцем в мысли?
И если не сказал, подобны вы
Царевым детям, выросшим в палатах
Царевых — и не знающим отца.
Внемлите ж! Древле сына Зевс родил.
В начале было то; родилось время
С рожденьем сына; был иной тот Зевс.
Владыкой мира он Дитя поставил,
И сладостно играл вселенной сын,
И в той игре звучало стройно небо.
Небес алкали — род Земли — Титаны:
Подкралися к младенцу Дионису,
Пожрали плоть его, огнем палящим
Насытились— и пали пеплом дымным;
А сердце сына, бьющееся сердце,
Отец исхитил и в себе сокрыл.
В незримом небе, что ни свет, ни тьма,
Воссел он на престоле отдаленном.
Помыслите: когда б в ночной пещере
Сидел пред вами демон, поглотивший
В утробу солнце, — что бы зрели вы?
Весь просквозил бы тусклым светом он;
Мерцали б члены, все насквозь; зияя,
Двумя пылали б солнцами глаза,
И заревом вертеп пространный рдел;
Завесою душа бы заградилась, —

И на завесе мрел бы тот же образ,
И пламенели горнами глаза.
Так на лазурной тверди, что престол
Невидимый от смертных застилает,
Извечный отразился смутно Зевс
Обличьями верховных миродержцев,
Из них же Зевс-Кронид, юнейший, днесь
Орлом надмирным в небе распростерт.
Столь жив Сидящий на престоле тайном,
Что призраки его живее вас
Во столько крат, во сколько вы живее
Под глыбой непрозябшего зерна.
Столь светел Тот, что лишь очам орлиным
Разоблаченный явствует — Кронид.
И долго мрачен был исконный Зевс
В тоске по сыне, — и глядели грозно
Венчанные на землю двойники.
А ныне сердцу внемлет своему,
Сыновнее ж объемлет землю сердце, —
И правосудный милостив Кронид...
Не от своей вам мудрости вещаю:
Земли-Фемиды эти словеса.
Оно в земле — что в небе Зевс: лишь призрак
Извечной Девы, матери Младенца.
Кронид премудр; Фемида больше знает,
Зане богиня-Дева в ней самой.

И Прометей нам сказывал: Фемида
Всё знает. Мать его, она живет
В глубинных недрах.
— Сказывал про семя
Небесного огня, что нас живит.
— Но о богах нам ничего не выдал.
— Гора богов, мы мнили, нам чужбина
И вражий стан.
— От нас он утаил
О Зевсе древнем тайну.
— О Крониде
Благую весть.
— Всё нам откроешь ты.

Теперь, о братья, сестры, всё скажу
И про себя вам, и про вас. О, сколь
Завиден жребий ваш, и горек мой!

Но своего не чаете вы блага,
Мне ж очевиден мой плачевный рок.
Счастливые, причастны вы огня
Небесного, как вы греха причастны.
А мы, Титаны, знаем лишь вины
Ярем извечный, да горючий пламень,
Снедающий, злокозненный, голодный,
Да Матери голодную тоску...
Сын Иапета—хитрый Прометей...

Нас обманул, солгал нам Прометей!

Титана Иапета род был чужд
И лютости собратий, и безумья:
Грядущее привык он расчислять.
Промыслил человеком Прометей
Вселенную украсить, взвеять к небу
Из искры Дионисовой пожар:
Не привлечет ли сердце Диониса
На алчущую землю? Мнил Титанов
Исправить дело, матерь искупить
И бытие свободное восставить.
Ласкательством и помощью надежной
Стяжал приязнь Кронида Прометей.

Всем изменил, всех предал Прометей!

Фемиду молит: «Матерь, изведи
Жену на свет из самого меня!
Себе я равной не найду меж нимф,
Детей свободных с ней не приживу.
Все женское душевного состава,
Что есть во мне, — даю; ты тело дай».
Рекла Фемида: «Будет по желанью.
Я тело дам, и выну из тебя
Все женское душевного состава.
Отныне ты всецело мужем станешь
И без жены, что камень без огнива,
Животворящих не разбрызнешь искр». —
И вновь рекла: «Но кто жену слепить
Искусен? Боги. Лѐпота — их дар».
В ответ ей сын: «Так призовем богов!

Скажи им: Прометей сказал, — слепите
Ему жену и к свадьбе уберите,
Чтоб он людей посеял новый род».
И Зевс судил: «Да будет, ибо чист
От ярости Титанов Прометей».
Тогда Гефэст-искусник изваял
Из влажной глины, братья, это тело,
Мне голос дал, подвижность, гибкость мышц,
И молвил: «Встань, подобная богиням».

Прекрасная, вотще ль тебя мы любим?
Родная нам, богиня и сестра!

Сошла Афина разум мой наставить
В искусствах хитрых. Прелестью меня
И женским обаяньем окружила
Киприда златотронная. Все боги
Меня соревновали одарить.
Пейфо́ дала мне силу уверенья.
Невесту, как Весну, убрали Оры
В душистые цветы, Хариты — в злато
И самоцветы, ярче светлых звезд,
И в пурпуры, пышней румяных зорь.
От всех дары взяла я — и Пандорой,
Владычицей даров, наречена.

От всех одарена — всех одарить!
И каждый дар твое богатство множит:
Ты даровитей Матери-Земли.

И снял с меня фату жених и брат...
Но не затем, чтоб в сладостном объятьи
Любовию смеситься телу с телом!
Прообраза искал во мне художник
Своим твореньям (пьет зеркальность душу!)
И, на меня взирая, вас творил,
Прекрасные — мое подобье — сестры!
Он в очи не взглянул мне взглядом нежным;
Зато извел из Тартара сих двух
Глухонемых владык, им отдал деву
Под неусыпный в недрах скал дозор —
И пленницей безмужнюю держал.

Злодею эти узы!
— Где таится
Коварный?
— Ковы ль новые кует?

Он создал вас. Еще в долинах тлела
Зола Титанов. В ней огонь Младенца
Еще дышал. Перстов искала перстъ.
Ожить хотела. Вы возникли, племя
Его надежд. Ему не нужно было
Супруги, ни наложницы. Желал он
От Диониса семени. Ему
Он отдал бы меня; но тлел жених
На пожари́ще неостывшей тризны.
Небесного умножить в вас огня
Не мог художник: вам иной огонь
Добыть промыслил — от небесных молний.

Добро промыслил...
— Нам свела б огонь
Из сердца сокровенного Пандора!

На верх горы слепительной меня
Он возвести велел послушным стражам;
Сам, с полым тирсом, спрятался и ждал.
Закрыв глаза, лежала я, как жертва.
Лазурь зияла. Красотой моей
Привлечены, заклёктали высоко
Олимпа хищники. Стремглав к добыче
Низринулись, когтьми дробя перун, —
Как будто рухнул семерной громадой
Эфира пламенеющий чертог.
Он искры в тирс украл, меня ж орлам
Оставил... Я в семье богов проснулась.

Месть за тебя тирану!
— В узы вора!
— Тебя одну в царицы мы хотим!

Прислушайтесь! Фемидой принуждаем

Был Прометей — на этом алтаре
Вознесть первины своего хищенья
Крониду в примирительную дань.
Не гневались ограбленные боги:
Заступницей за вас была пред ними
Та, чьей красе обязан мир огнем, —
Та, что сама, без распри, без насилья,
Без святотатства, низвела б огонь.
Но не хотел согласья Прометей.
Коварную возжег он жертву. Звал
Богов на мировщину с ним и с вами —
Того во имя, Кто во всех один.
Чтут боги Самого, кто б ни был он —
Извечный Зевс иль Дионис-младенец:
Обман презрев, склонились на гостины
И разделили тра̀пезу огня.
Свои права но древнее наследье
Живого дара им не рассудилось
Провозглашать: великодушен сильный.
Их не поссорил с вами огненосец,
Дабы единым быть над всем главой.
Но поелику на почестный пир
Без дара, без гостиного, невместно
Казалось низойти царям небес
К надменным смертным, — так решил Кронид:
Вам в дар меня послал он... но с условьем...

Хвала Крониду — не за огнь палящий,
А за тебя, живительный огонь!

Увы, почто повелено̀ злосчастной
Быть рока голосом, судеб орудьем?
Как приневолю — речь продлить — язык?...
Просила ль я о жизни? Не чужая ль
Мне наложила воля бытие
На плечи слабые? Меня дарами
Осыпали все боги: ах, на что
Сокровища понадобились мне?
Была ль мне радость от даров обильных,
От красоты моей, моих богатств,
Улыбчивой души и мысли вѐщей?...
Но я должна глагол судеб продлить. —
Гермес низвел меня на ту вершину,
Где в узах на снегу лежало тело

Нетленное мое, в красе застылой,
И внутренней лазури улыбалось.
Я ожила, и стражи пробудились
И на узде железной привели
Теснинами подземными меня
На сей алтарь. Расторглася завеса, —
Я вас узрела. Передать должна
Ужасное послание владыкам,
Которым подарил меня Кронид...
День угасает: стражи в путь торопят.

Не мы — твои владыки: наша ты
Царица.
— Но царица иль рабыня,
Все наша ты.
— Ни жизни для тебя
Не пощадим, ни нашего творца.

Рек Зевс-Кронид: «Скажи, о дева, людям:
Я дар вам от богов. Коль расковать
Меня дерзнете вы, я вашей буду
Владычицей навек, а эти стражи
Опекунами правд со мной пребудут.
Их имя: Кратос — Власть, и Бия — Сила,
Которой власть крепка, осилен бунт.
Я дам законы вам; повиновенья
Блюстителями будут эти два.
Их родила в веках Необходимость;
Души в них нет бессмертной; но живучей
Они богов; удел их — принужденье.
Со мной царить над вами будут юность,
Беспечность, щедрость, нега и веселье,
А Власть и Сила охранять покой.
Но в эти цепи, — коль с меня их снять
Дерзнете вы, — о братья, сестры, имя
Как назову? — другой закован будет»...

Твой ворог, — твой мучитель, — Прометей!

Сказали вы, что молвить я не смела.

Где млат, клещи?
— Скорей огня из кузниц!

Остановитесь! Братья, сестры, вас
Я во́время одуматься молю:
Вы сердце разобьете мне с цепями.
Ведь Прометей — мне мил он! Всех дороже
Мне Прометей! Он — часть моей души.

Что ж? — С узником и каменное ложе,
Свободная, разделишь, — если любишь
Того, кто деву пленную презрел!

Одумайтесь! Счастливой я не буду,
Коль должен он томиться. Вы не радость
Прочтете на безоблачном челе
Царицы вашей, как закон на светлой
Скрижали — небе солнечных письмен.
Печальную увидите вдову
Под пепельной фатою на престоле,
Увитом розами. Ведь безутешной
Пребуду я! Отрада ль торжество
Исполненного мщенья? Мужи пусть
Гордятся лавром; женщиною боги
Меня послали в мир с дарами роз.
Улыбчива ли женская держава,
Кремлевый чей оплот—закон и власть?...
Что вам любезней — вольность или радость?
Что вам дороже — гордость или мир?

Тебя одну в царицы мы хотим!
— Нам без тебя и жизнь не в жизнь, Пандора!
— И жизнь не в жизнь!
— А гордость — в горший плен.

Я женщиной сотворена. Страдать
Привычно женщине. Ей в радость жертва.
Отдайте, братья, сестры, Прометею
Меня в цепях! Жестокий, в погреба
Скалистых недр пусть он схоронит деву!

Достигнете вы с ним желанной воли:
Вотще ль он жребий царственный сулил
Наследникам небесного огня?
Я ж в глубине горы пребуду с вами
Заложницей тоскующих богов.
В чем небеса откажут Прометею,
Заложницы прекрасной ключарю?
Сам Дионис освободить меня
К вам низойдет. Сменит он огненосца
На троне человеческом! Внемлите
Моей мольбе:спасите Прометея,
Меня ж предайте мужу моему
И палачу! И два владыки грозных,
Два темных принудителя, со мной
Погребены, навек покинут землю.

Тебя одну в царицы мы хотим.
—Тебя одни заложницей имеем.
— Всё чрез тебя добудем от богов
Мы сами.
— Кратос нам милей и Бия,
Опекуны глухонемые правд,
Чем слишком дальновидный опекун,
На вечность отлагающий отчеты.
— И слишком старый, чтоб свободно с ним
Дышала опрометчивая юность.
— Он нам бессмертье темное сулил
И смертными ваял нас, сам —бессмертный.
Пусть мы умрем, но пусть и он страдает,
Коль умереть не может.
— Нам услада
В цепях узреть насильника свобод.
— Своей рукой свяжи его, Пандора!
— Вели повесить на крутой стремнине,
Как ты висела но зубце горы.

Встают, глядите, стражники мои:
Зовут меня в подземную темницу.
Зане исполнить должно им закон,
А вызволить меня вы не судили.

Народную признай законом волю! —
Тебя одну в царицы мы хотим!

Хотите — все ль? В толпе многоголосой,
Чей громче голос, говорит за всех.

Опросим всех! — Пусть каждый скажет волю! —
Пандору кто царицей выбирает
И вяжет Прометея, тот стрелу
Меть в землю, где кует ковач подземный!

Земля покрывается щетиною вонзившихся стрел.

A, Прометей! Я отмщена. Моли,
Меня отвергший, разделить с тобой
Обрывистое каменное ложе,
С него же ты отныне не сойдешь!
Не выпустит из каменных объятий
Тебя скала, железа не отпустят!
Пандорой пленной будешь ты висеть
В оковах адамантовых на брови
Угрюмого Кавказа. Станет коршун,
Не горние орлы тебя клевать.
Придет Пандора, станет у скалы
И посмеется над тобой, висящим,
Истерзанным, вотще зовущим смерть.
И Солнце посмеется над тобой,
Точащим слезы перед ним, как льдина
Нависшая с горы, что вечно тает
И не истает никогда в объятьях
Сжимающей теснее жен зимы...

А вы, о юноши, концом копья
Со мною обрученные, — что̀ молча
Поодаль стали? Жаль вам Прометея?
Он вас избрал: избрали вы — меня,
Концом копья со мною обручились!
Что ж не послали в землю вы стрелы
Иль копием ее не прободали,
Дабы над вами воцарилась я,
Не волей многих, но единогласным,
Соборным наречением горда?...
Приблизьтесь же, отважные питомцы

И пестуны небесного огня,

И ваши копья в грудь земли вонзите!

Семь юношей устремляются к алтарю и вонзают семь копий в грудь Пандоры. Ее пронзительный крик, удар грома и мгновенная тьма.

ЯВЛЕНИЕ VII

Прометей, с раскаленным клинком железа в клешах и молотом, восстает подле алтаря. От его удара распадаются оковы; Кратос и Бия налагают на него руки и связывают его цепями.

Избранники! К священному огню
Но стражу! Тайный вдовствует огонь.

Семь юношей быстро скрываются в пещерных устьях.

ЯВЛЕНИЕ VIII

Мой Прометей, возлюбленный! Свершилось:
Я умираю—и вольна впервые...
О Прометей, возьми меня! Твоя —
Живая жизнь, что ты во мне затеплил...
Моя душа—твоя душа... Возьми же,
Возлюбленный, назад живую душу!
Тебя люблю, единого!... Твоя!...

Фемида, показываясь до половины тела из-под земли, берет в свои объятия бездыханное тело Пандоры и с ним скрывается в земные недра.

ЯВЛЕНИЕ IX

Подземелье открывается. Семь юношей-стражников с копьями, стоят на страже вокруг ярко разгоревшегося жертвенника и двух литых колонн. В народе плач и вопли

Нам Прометея!
— Он — наш царь.
— Отдайте
Нам Прометея!
— Прометей — наш бог!

Ярость вспыхивает в народе. Луки напрягаются. Кратос и Бия простирают в воздухе обнаженные мечи над головами мятежников : стрелы из рук их выпадают; в бессилии и ужасе они опираются, отшатнувшись один на другого. Кратос и Бия уводят скованного Прометея.

ПРОМЕТЕЙ

ТРАГЕДИЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ I

ЯВЛЕНИЕ II

ЯВЛЕНИЕ III

ЯВЛЕНИЕ IV

ЯВЛЕНИЕ V

ЯВЛЕНИЕ VI

ЯВЛЕНИЕ VII

ЯВЛЕНИЕ VIII

ЯВЛЕНИЕ IX

ЯВЛЕНИЕ X

ЯВЛЕНИЕ XI

ЯВЛЕНИЕ XII

ЯВЛЕНИЕ XIII

ЯВЛЕНИЕ XIV

ЯВЛЕНИЕ XV

ЯВЛЕНИЕ XVI

ЯВЛЕНИЕ XVII

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ I

ЯВЛЕНИЕ II

ЯВЛЕНИЕ III

ЯВЛЕНИЕ IV

ЯВЛЕНИЕ V

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ I

ЯВЛЕНИЕ II

ЯВЛЕНИЕ III

ЯВЛЕНИЕ IV

ЯВЛЕНИЕ V

ЯВЛЕНИЕ VI

ЯВЛЕНИЕ VII

ЯВЛЕНИЕ VIII

ЯВЛЕНИЕ IX